Невеста без места

Под вечер бычков закололи в святилище, красивых, круторогих, и жертву боги приняли хорошо. Будет теперь на тыне вокруг святилища на две бычьих головы больше. Шумный пир не утихал на княжьем дворе всю ночь, и песни, те самые, Велькой не любимые.

На эту ночь невест спать положили не в их горницах, а вместе, в сенях между девичьим и княгининым теремами, где раньше челядинки спали. Подальше от печи, от чуров, с которыми встречаться уже не следует.

Лишь в закрытых, с заволоченными окнами сенях девушки покровы сняли. Нянька с волхвой молока принесли им горячего, с медом. Часто кивая, нянька приговаривала:

— Испейте, горлинки мои, и спите сладко-сладко, будьте румяными, красивыми, чтобы глаз от вас не отвести… — и еще шептала наговоры какие-то на будущее счастье да на многих детей, и все с Чаяны глаз не сводила, обнять ее, наверное, хотела, приголубить.

Нянька ее, Чаяну, вырастила, семнадцать лет заботилась, и теперь расстаться не хотела.

Добрая, она и о Вельке от души заботилась, да ее не растила, потому и не печалилась так. Все одно, нельзя больше прощаться-обниматься, время для этого вышло, с покрытыми невестами и слов лишних стараются не говорить. Так что волхва торопила, чуть не за руку увела старую.

И все же нянька украдкой сунула что-то своей княжне под брошенный на лавку покров, Велька заметила. Маленький кожаный мешочек вроде как. Оберег какой-то особый ей раздобыла, не иначе. Волхва вот не увидела ничего, она больше на Вельку смотрела. Но молчала, хотя та все ждала, не скажет ли Даруна что-нибудь.

Самое время было выспаться перед дорогой, да когда это невесты спали последнюю ночь в родном доме! И Чаяне с Велькой не спалось. А постелили им богато, перин несколько, одеяла беличьи — и зачем они летом? Сверчок где-то в углу трещал, свеча мигала, шум, крики, песни со двора доносились — в сенях стены не толстые. Собаки лаяли…

Чаяна подошла, села рядом с Велькой на постель. В руке у нее был тот мешочек, нянькин.

— Оберег? — спросила Велька.

— Оберег, — согласилась Чаяна.

На мешочке петля была, княжна свой шелковый шнурок с оберегами сняла и повесила на него и мешочек, продев в петлю. Потом обняла Вельку.

— Сестренка, хорошо ведь, что вместе едем? И мужья наши братьями будут, жить станем друг от дружки неподалеку. Я тебя обижать не дам. И жених тебя выберет лучший… после моего Иринея. Я с ним поговорю.

— Ну, спасибо! Ты в нем уже не сомневаешься, что ли? — Велька хмыкнула тихонько, уткнувшись сестре в плечо.

— А чего сомневаться? Знаю, что моим станет! Вот опомнится немного, присмотрится, в дороге мы близко будем. Как такое возможно, чтобы он меня не полюбил, вот скажи? — глаза сестры в свечном полумраке блестели таинственно, и была она просто чудо как хороша.

— И точно, — не стала Велька спорить, улыбнулась, — не может такого быть, если он не без глаз.

Значит, сестра успокоилась и про ревность глупую забыла, это куда как хорошо!

— А тебе, Велюшка, точно Ириней не люб? Не лукавишь со мной? — Чаяна заглянула Вельке в глаза и тревожно, и вместе с тем просительно.

Значит, еще не забыла она про ревность. Но хочет забыть.

— Точно, сестрица, — сказала Велька, — он хороший, но мне не люб. Правда это, Матушка Макошь мне послухом.

Чаяна успокоенно улыбнулась, задумчиво накрутила на палец кончик косы.

— Я верю тебе, верю. Значит, будет мой. Но вот проклятья его все равно боюсь, хоть и утешаю себя тем, что и не видно, и неопасно. Есть же оно, и со зла наложено!

— Почему ты уверена, что у Иринея то проклятье?

— А у кого? Я же вижу, что он и есть старший княжич. Чувствую!

— А я вот не чувствую ничего такого.

— Ну, Велюшка. Ты уж мне поверь. Я тоже старшая. И ты бы понимала, что к чему, если бы не в глуши своей росла. Он старший, и все тут!

— Ладно, — пожала плечами Велька, — пусть так. Слышала я, что старший у них по возрасту Велемил. Так и сказано было, что по возрасту. Может быть, по положению кто-то другой старший.

— А кто тебе говорил? — встрепенулась княжна. — Почему молчала?

— Говорил… не помню уже.

Венко говорил. Как вчера это было. Закрыла бы глаза сейчас — и увидела бы.

— Нет, — упрямо покачала головой Чаяна. — По повадкам, по всему Ириней старший.

Велька опять лишь пожала плечами. Внешне Ириней и впрямь годами казался не моложе Велемила, да только, на внешность глядя, и обмануться можно.

Она ненадолго задумалась, потом сказала:

— Батюшка упоминал, что он, когда война была со Степью, с кариярским князем близко знался. А еще говорили, ты помнишь, что князь тот даже в полюдье сам не ездит. А война ведь была в стороне от кариярских земель. Как же это понимать?

Чаяна только глаза широко раскрыла, но промолчала.

— А сын его, наследник кариярский? Проклятье сам князь несет и его первенец-наследник. А наследник тут, и старший их в этом поклясться готов был, помнишь? Значит, проклятье никак не связано с тем, что князь в полюдье не ездит.

— Да что за ерунду ты говоришь, — в досаде воскликнула Чаяна, — ездит в полюдье, не ездит. Проклятье тут при чем?