«Только в мои объятия». – Царь глубоко затянулся и выпустил длинную струю дыма, а потом выдул кольца. У него красиво получалось. Всегда идеально ровно.
«Я серьезно!» – Я внаглую отобрала курительную трубку и сделала неглубокую затяжку. Со временем я поняла прикол от вкусненького дыма и тоже стала учиться делать кольца.
«У тебя не было ни единого шанса от меня сбежать, и ты это тоже знаешь».
«Нужно было рассказать родителям, позвать на помощь. Шансы были. Только я ими не воспользовалась. Дура бесхребетная».
«Своим молчанием и покорностью ты спасла родных и близких тебе людей. Я бы убил любого, кто встал бы у меня на пути».
«Чем?»
«Мечами, конечно!»
«Ты знаешь, что такое автомат Калашникова?»
«Нет». – Царь вернул себе трубку и снова сделал затяжку.
«Вот и не умничай, раз не знаешь!»
«Ты снова забываешься!» – Царь от гнева чуть не подавился ароматным дымом.
«Я – пьяная, обкуренная мартышка. У меня язык без костей и мозг отравлен смолой анчара. Не гневайся на юродивую, царь. Она болеет, а на больных обижаться страшный грех».
«Это догмы твоего мира, а не моего».
«Ты прав, царь! Ты как всегда прав! Слава тебе! Слава! Мир! Труд! Май!» – и я пьяно запела песню Леонтьева, в голос, громко, ту, которую обожала моя сестра.
Исчезли солнечные дни,
И птицы улетели.
И вот проводим мы одни
неделю за неделей.
Вдвоем с тобой, вдвоем с тобой
остались ты да я.
Любимая, любимая,
бесценная моя.
Вдвоем с тобой, вдвоем с тобой
остались ты да я.
Любимая, любимая,
бесценная моя.
А дальше я запнулась, увидев, как царь странно смотрит на меня. Я и подумать не могла, что это был переломный момент в наших отношениях.
«Она пела для меня. Фальшиво, противно, на своем каркающем языке. Но песня была прекрасна, так как пела моя мартышка про любовь. Мистическое чувство, которое постепенно утратили мои предки в уплату за спасение и переход в новый мир. Говорят, раньше благодаря ему рождались истинные наследники, а не паршивые ублюдки, как сейчас. Все мои дети и внуки –копи моих любовниц. Моего в них нет ничего. Своим семенем я мог зажечь лишь жизнь в чреве женщины, но ребенок по факту не был моим, и это знание первое время сводило меня с ума, но затем я успокоился и решил, что стану последним в своем роде. Единственным и бессмертным».
***
«Царь, ты чего удумал?»
«Будешь танцевать для меня».
«Лучше убей. Я не переживу еще одной пытки танцами».
«Ты сопротивлялась! А я приказал тебе расслабиться».
«Да, да, да. Плыть по течению и постараться получать от этого удовольствие. Для меня это насилие. Я не сумасшедшая, чтобы получать экстаз от страданий».
«Мартышка, ты не знаешь, что такое экстаз».
«Ты – царь. Садист и извращенец!»
«Еще какой!»
«А я еще маленькая».
«Ты себя в зеркало давно видела?»
«Я требую пощады! Где здесь организация, которая занимается защитой прав низших рабов?»
«Мартышка раскудахталась, как толстая курица. Все проблемы низших рабов обычно решаю я. В пустыне, с копьем в руке».
«Ну царь. Ну хочешь, я тебе еще что-нибудь веселое нарисую или сказку расскажу?»
«Хочу танцы! И не вздумай больше петь свои скабрезные стихи! Весь романтический настрой сбиваешь».
«Какой настрой? Царь, что за фантазии?»
Шла я в тронный зал, как на казнь. Ссутулившись и роняя слезы. Ну не хотела я танцевать. Хоть убей, не хотела. И подчиняться не хотела, и музыка надоела однообразная. Все осточертело. Особенно царь!
«Подчинение – это искусство. Рабы, служанки, солдаты, музыканты – каждый из них с детства учится подчиняться своему царю. Слушать, что он приказывает. Беспрекословно, по первому требованию, отдавать царю контроль над своим телом, если тот пожелает. Для них это – великое счастье».
«Вот и осчастливь кого-нибудь из них».
«Я хочу осчастливить тебя».
«Ой, не надо! Молю о пощаде! Спасите-помогите!»
«Глупая, упрямая мартышка! Смотри перед собой!»
Я стояла напротив огромного зеркала и смотрела на свое отражение.
«Тебе нравится?»
«Да! Очень красивая рама. Искусная работа. Резчик молодец!»
«Я про твое отражение!»
Не знаю, какой ответ хотел услышать царь, поэтому я безразлично пожала плечами.