Невеста Чернобородого

С нами были: Кармен, Тереза со Сторожевого Острова и Консептиа с Борики. Эти зубастые, смеющиеся и грубые девушки тотчас же завладели нами. Один Мак–Гроу, благодаря своему клистиру, внушал почтение. Я же, сидя подле маленькой Жуаниты, мог только улыбаться, наблюдая за проворными движениями молодой девушки. Она прыгала как белка и ласково теребила меня.

По правде сказать, Мак–Гроу, Жорж Мэри, Ансельм и я, думая о том, как оживить прогулку, сильно рассчитывали на Марсо и его уменье обращаться с женщинами. На корабле похождения Марсо сделались легендой. На одном французском сторожевом посту — так он рассказывал — он ласкал швей и развратничал с монахиней, в компании с маленьким аббатом, по имени Бужарон. Марсо охотно распространялся о своем прошлом.

Девушки громко смеялись. Они устроили между собой игры и обменивались замечаниями, которые приводили их в веселое настроение, и которых мы не понимали. Молчаливый Жорж Мэри пробовал пошарить в юбках Кармен, но она ударила его за это по рукам веером из перьев.

Мы опьянели. Чаши покатились на траву. Марсо тщетно пытался овладеть какой–либо из девиц. Это ему не удавалось. Он оказался вовсе не таким, каким он представлялся нам в море. И все–таки все наши надежды устремлялись к нему. «Покажи им, — думали мы, — ну, покажи им, этим мерзавкам, кто мы такие!»

Марсо в этот момент пал жертвой одной брюнетки, у которой были стройные ноги. Мы перехватили взгляд, который она бросила подругам, когда Парижанин разрешил ей заглянуть в его кошелек. Мы решили показать себя обаятельными. Питти запел. Но наши песни не занимали девиц. Всю ночь мы пили с ними; наконец нам удалось овладеть ими, но как–то неловко, без удовольствия.

Уже рассвело, когда мы возвратились на «Утреннюю Звезду»с пустыми кошельками и с горечью во рту. А на другой день вечером мы снова услышали смех сирен с Острова Голубей и увидели наших товарищей, которые возвращались, в свою очередь, побывав на берегу.

Имена красоток все же остались в нашей памяти: Жуанита и Консептиа с Борики.

Вера в соблазнителя Марсо мало–помалу возвращалась. И каждый стремился опять в открытое море, так как всем хотелось привести в порядок и разукрасить в одиночестве свои воспоминания, чтобы познать горечь столь приятных сожалений.

Х

— Готово, — сказал Мак–Гроу. — Далила разрешилась от бремени. Я слышу вой ее щенят у кухонной лесенки. Она лежит возле бочонка с ромом. Идите за мной и не шумите.

Лицо Мак–Гроу выражало довольство: с тех пор, как я поклялся на библии и сделался его другом, я никогда не мог разгадать его истинное лицо. На этот раз в продолжение нескольких часов мы видели это лицо — лицо смелого и открытого человека. Бывают дни, когда вдруг раскрывается наше истинное лицо, — иногда после богатой добычи, иногда только перед смертью.

Настоящее лицо Мак–Гроу — хирурга на корабле под черным флагом — оказалось лицом простого и доброго человека.

— Да, — сказал нам Мак–Гроу, — отец, вероятно, тот желтый пес, которого мы приютили два месяца назад, когда «Утренняя Звезда» села на мель против Корсо–Кестля. Я оставлю одного щенка для молока матери.

— Надо будет утопить остальных, — сказал Жорж Мэри, — ты единственный, кому позволено иметь собаку, потому что она была с тобой, когда ты пришел к нам. На борту нет места для других собак.

— Нас и самих достаточно, — сказал Дьеппез.

— Надо их утопить, — повторил Жорж Мэри.

Далила, лежа на боку, завывала. Это была маленькая белая сука, с черным пятном на спине, прямыми ушами и глазами, загоравшимися безумием, как только ее хозяин повышал голос.

Мак–Гроу любил это маленькое животное так же, как я любил игру, Нантез — женщин, а Жорж Мэри… ничего.

Стоя на коленях перед ящиком, где мать кормила своих слепых щенят, неподвижный Мак–Гроу, затаив дыхание, по очереди взвешивал на руке маленьких зверьков с розовыми мордочками и лапками, похожими на лепестки герани.

— Я оставлю этого, — произнес он. — Он похож на мать. У него три пятна на спине и острые уши.

— Оставь этого, — сказал я равнодушно.

Тогда Мак–Гроу, с усилием проглотив слюну, взял одного щенка за лапу и бросил его за борт. Маленькое вытянутое тельце черным пятном взметнулось на фоне голубого неба. Не останавливаясь. Мак–Гроу побросал в море четырех обреченных щенят.

Оставшийся ползал в тряпье, ища материнское брюхо. Он уже ворчал, как совсем большое животное.

Вечером мы сошли на берег и отправились пить к девицам в харчевню «Капитан Боб», в которой хозяйничал Тилле вместе с Лоу. Он всегда укрывал нас, кроме того он хорошо знал курс всех денег. Он осведомил нас о постановлениях губернатора Южной Каролины, касающихся пиратов. Можно было спокойно, без задних мыслей, выпивать.

Девицы дразнили Мак–Гроу, которого они нашли слишком мрачным. Наш товарищ пил много, но скучал. Он подошел ко мне и тотчас же заговорил о щенках — о четырех маленьких щенках, которых он утопил.

— Совершенно верно, — уклончиво отвечал я на все его слова.

Потом Мак–Гроу уселся на скамейку рядом с Нантцем и снова начал рассказ о своих щенках. Но Нантез прислушивался к чарующему голосу Изабеллы.