Невеста для Бессмертного

Вот теперь Кощею не хотелось читать стишков. И на Горыныче не хотелось кататься. А целовать уста сахарные — очень хотелось. Ну, и того, о чем Яга говорила — тоже хотелось пожамкать. Он растрепал косы русые красавицы Марии Ивановны, исцеловал ее щеки нежные, обнял ладонями лицо прекрасное и целовал, целовал уста сахарные, удивляясь, на какие, оказывается, приятные вещи можно тратить молодость.

А потом все было, да с таким громом и звоном, что Лягушка-Царевна велела коней своих перековать — мол, уступают в децибелах, а это несолидно и для репутации ее недопустимо.

Но и это не помогло; и долго, долго еще гром и звон над тридевятым стоял, искры из окон сыпались, да кровать кощеева скрипела, а над полями смерчи крутились, закручивая к небу розовые лепестки цветочные, на сердечки похожие.

****

Кот сидел на срубе потаенного колодца с живой водой да смотрел, как пляшут солнечные зайчики в ведре, которое Яга тащит наверх.

— Нынче косметические процедуры? — лениво осведомился кот, щурясь и сторонясь от колодезных прохлады и сырости.

— Да, — небрежно ответила Яга. — Немножко поистерлась я, надо б форму вернуть.

И она надежно колодец закрыла, ветками закидала, лопухами задвинула.

— Ох, и хитра ты, Ядвига, ох, и умна! — щурясь, похвалил кот. — Как ловко Кощея-то женила! Да и Марьванне подсобила…

— Да срам какой, — сварливо буркнула Ядвига, плеща живой водой во вспотевшее лицо. — Потомственная ведьма, пра-пра-правнучка моя, а одна мыкается! Молодость была, красота была, а мужика себе не нашла! Все по Лешему какому-то блудливому сохла! И-эх, молодежь… Как тут не вмешаться, как не подсобить?! А Кощей — он парень правильный, не балованый. Злой это он от воздержания был. Хорошим мужем будет, раз уж решился, раз уж Машку выбрал. Сам, что кхарактерно! — Яга многозначительно подняла палец вверх.

— А если б не выбрал? — лениво поинтересовался разнежившийся на солнце кот, отгоняя хвостом надоедливую золотую стрекозу.

— Ну, и блудил бы по миру, искал бы, раз дурак такой, — сердито сказала Яга, цепляя полные ведра к коромыслу. Кот с уважением оглядел тяжкую конструкцию на ее плечах.

— Фитнес? — уточнил он. — Форму поддерживаешь?

— Ага, — ответила спортивная Яга. — Ну, как там Маняша-то моя?

— Ой, хорошо, — ответил кот, спрыгивая с колодца и сикотя по тропинке лапками вослед за босой Ягой. — Расцвела. Похорошела. Краса писанная! Первая красавица на все ТриДевятое, никто такой больше не видывал. И рост, и стать — ну, как есть царица Кощеева! И шелк, и бархат к лицу ей, и злато с серебром к месту! И лицом, и умом, словом, всем хороша…

— Освободители-то были? — пропыхтела Яга из-под коромысла.

— Был один, — философски заметил кот, остановившись и сев на жопу, чтобы задней ногой подрать отчаянно чешущееся ухо.

— Это который?

— Да из молоденьких, Андрей-богатырь, — снисходительно ответил кот, усмехаясь в усы.

— Не триггернуло ее?

— Триггернуло, — ответил кот. — Яйцо кощеево притащил богатырь, с иглой. Красой ненаглядной называл Марьванну. Песни слащавые как «Модерн Толкинг» пел. С собою бежать звал.

— И она чего?

— Да чего… Яйцо обманом-то у него выманила. Дай, говорит, подержать. А то не держала я в руках яиц Кощеевых. А как завладела иглой-то, так и отдубасила сковородой чугунной богатыря.

— Ну?!

— Ох, и крику было! Чисто птица Сирин али Гамаюн орала! И бесстыжим похотливым потаскуном обзывала, и срамным любовником кликала. «Всем, — кричит, — расскажу, как у законного мужа жену увести собрался, хлыщ залетный! Чтоб глаза, — говорит, — лопнули твои со стыда!». А Кощейка сверху, с башни, издевательски хохотал.

— Прогнала?

— Прогнала! Тридцать верст скакал, обернуться назад боялся. Вот те и красота неописуемая…

— Постой-ка, — вдруг сообразила Яга, и остановилась даже. — А игла-то кощеева нынче где?!

Живая вода плескалась в ведрах, яркие зайчики плясали на ее поверхности. Кот, сидя на траве, по-прежнему щурил хитрые глаза.

— А этого теперь никто не знает, — хитро промурлыкал он. — Только не в яйцах и не в утках.

***

А еще через три месяца персиковая Матильда неожиданно, вопреки всем ожиданиям, родила двенадцать котят, и всех черненьких. Но это совсем другая история.

Конец