Невеста для блудного сына

Время в старом доме тянулось мучительно медленно. Когда-то давным-давно Каролин просто обожала этот старый особняк на Уотер-стрит, даже позволяла себе мечтать о нереальном — о том, что в один прекрасный день она станет его хозяйкой. Этот дом был в семействе Макдауэллов чем-то вроде ценного приза, передававшегося из поколения в поколение. Величественное и элегантное здание на Уотер-стрит, с широким крыльцом и видом на залив и острова, могло принадлежать только избранным, сильным мира сего, иными словами, Макдауэллам. Наследники были готовы перегрызть друг другу из-за него глотку, и хотя Салли вот уже почти десять лет не бывала здесь, она ни на минуту не ослабила своей хватки, не позволяя другим завладеть этим домом.

И вот теперь дом перейдет Пэтси или Уоррену. Или же Алексу, если только тот захочет. Он сказал, что наследство его не интересует, однако мог и соврать, кисло подумала Каролин. И кто же откажется от такого прекрасного особняка, как этот.

Разве что она сама. Эта мысль шокировала и одновременно принесла облегчение. Да-да, ей ничего не стоит бросить этот старый особняк в Эдгартауне со всей его историей и антиквариатом. Дом был огромный, в свое время его построил капитан для своего многочисленного семейства, но детские голоса не звенели под его сводами вот уже несколько поколений, даже когда Алекс и все они были детьми. Даже в детстве им не разрешалось бегать, шуметь, устраивать беспорядок, запрещалось все, что могло нарушить покой и красоту дома. Это был мертвый дом. Каролин поняла, что с легкостью откажется от него так же, как и от своей принадлежности к Макдауэллам. Это был жестокий урок, который ей преподала жизнь, и она была рада, что усвоила его, когда ей всего тридцать один, а не позднее. То, чего вам хочется больше всего, часто оказывается абсолютно пустым и ненужным.

Она посмотрела через комнату на Алекса — тот растянулся в плетеном кресле. По мнению Каролин, это было крайне неудобное кресло, хотя Алекс этого, кажется, не замечал. Глаза его были закрыты, однако Каролин была не настолько наивна, чтобы поверить, что он спит. И все же это дало ей возможность не торопясь рассмотреть его. Внутренний голос подсказывал, что другого такого раза, возможно, уже не будет.

Пустой и ненужный. Да, он именно таков, а также красивый, бесчестный и патологический эгоист. Но ее к нему непреодолимо тянуло всю ее жизнь. Он значит для нее больше, чем семья, больше, чем все Макдауэллы вместе взятые, больше, чем этот столетний фамильный мавзолей на морском берегу.

Боже, как ей хотелось его! Все ее естество алкало его, словно она снова была глупой девушкой-подростком во власти гормонов. Она не стесняясь рассматривала его, его сильное, стройное, мускулистое тело, чувственный рот, чуть раскосые глаза, и внутри у нее разгорался пожар.

Но он ничего об этом не узнает. В лучшем случае догадается. В конце концов, он умный человек, неплохо разбирается в женщинах. Ему было прекрасно известно, что она до боли хочет его. Равно как и то, что она никогда ему этого не скажет.

Но он не знал, что она его по-прежнему любит. Любит страстно и глубоко, и похоже, эта любовь останется в ее сердце еще долго, и ничто, ни суровая правда, ни печаль не в состоянии остудить ее чувств.

Но она не намерена превращаться в несчастную старуху, оплакивающую потерянную любовь, для этого она слишком рассудительна. Как только она вырвется от Макдауэллов, она постарается чего-то достичь в этой жизни. Возможно, ей посчастливится повстречать достойного мужчину, за которого она выйдет замуж. И у нее, разумеется, будут дети — дети, которых она ни за что в жизни не отдаст сумасбродной миллионерше. И лишь в жаркие летние ночи, или, наоборот, прохладные осенние, она будет вспоминать Александра Макдауэлла и свою любовь к нему.

— У тебя когда-нибудь возникало чувство, что за тобой наблюдают? — услышала она голос Алекса и от неожиданности вздрогнула. Он даже не открыл глаз, однако наверняка ощутил на себе ее пристальный, изучающий взгляд.

— Можешь подать на меня в суд, — сказала она.

Он открыл глаза и посмотрел на нее, едва заметно улыбаясь.

— Я имел в виду не тебя. Нет, конечно, ты следишь за мной, я слежу за тобой. И даже если тебе неприятно это признать, согласись, мы оба страдаем от взаимной похоти в ее крайней клинической стадии, и даже если у нас и получается не прикасаться друг к другу, мы все равно таращимся друг на друга.

— Похоть в клинической стадии, — отозвалась она, — как мило сказано.

— А ты что, станешь отрицать?

— Я бы не стала называть мое чувство к тебе похотью, — сухо пояснила Каролин.

— Не намерен вступать с тобой в спор по этому поводу. Я имел в виду этот дом. Если за мной кто-то следит, я всегда это чувствую. Может, во всем виноваты окна, что выходят на Уотер-стрит.

— Сейчас не сезон. Мимо дома никто не ходит, машин тоже почти нет.

— Тогда откуда у меня это чувство, будто за мной кто-то следит? Или это паранойя?

— Да, пожалуй, у тебя паранойя.

— Ну а вдруг?..

— Подожди, я тоже это чувствую.

Алекс выпрямился. Старое плетеное кресло жалобно скрипнуло.