– Как сказать – не мешала? Жениться на ком-то другом я не могу. Не то, чтобы мне очень хотелось, чтобы я сильно страдал, но – факт.
– Однако ведь моя бабушка каким-то образом вышла замуж?
– Это вряд ли! Если бы она это сделала, то умерла бы.
– Всё так сурово?
– Клятвы – они такие. Суровые, к нарушителям. Скорее всего, замуж Изабель не выходила, просто родила ребёнка, который, к гадалке не ходи, магических способностей не унаследовал, иначе мне пришлось бы поближе познакомиться с твоей мамочкой, а не с тобой. Но, на наше общее с ней счастье на ней природа предпочла отдохнуть – лишённый магии не может наследовать от волшбы ни плохого, ни хорошего. А тебе вот не повезло. Или, наоборот – повезло, как посмотреть? Время настало. Перед нами вот-вот раскроются истинные прелести законного брака. Возрадуемся же!
– А если я откажусь выходить за вас замуж, то смогу прожить так же, как прожила Изабель?
Эссус взглянул на Лейлу с язвительным сожалением:
– Скучно и недолго, имеется ввиду? Думаю, что сможешь. При самом благоприятном исходе, может быть, даже перешагнёшь тридцатилетний рубеж?
***
– Мне стоит начать верить, что вас волнует моя будущность и благополучие? Вы вдруг внезапно решились озаботиться моим долголетием?
– У меня в этом деле свой интерес. Без жены у меня не может быть наследника.
– А он вам нужен?
– Да не особо. Но вдруг когда понадобится?
– Я вам не понимаю. То вы говорите, что я вам неинтересна, а в следующий момент – что вам нужен наследник?
– И что же тут непонятного? Где ты углядела противоречия? Ты невызревшая малолетка, конечно же, досадная помеха на моём пути и самым разумным решением было бы просто тебя убить. Это освободит меня от пут, которыми столь легкомысленно связали меня родители. Я смогу выбирать себе подругу по сердцу или по разуму – как получится. Во всяком случае, по собственной воле, а не чужой указке.
Колдун говорил лёгким тоном, но Лейла интуитивно чувствовала – всё куда серьёзней, чем хотелось бы. Сказанное отнюдь не шутка.
– В таком случае не милосердней ли было бы меня убить, не предупреждая?
– Возможно, милосерднее. Но, видишь ли, я далёк от принципов гуманности и никогда им не следовал. Что ты обо мне слышала?
– Василиса однажды сказала, что понимает, почему её дочь сбежала. И она называла вас порочным.
– Да, – скучающим тоном протянул он, – я действительно порочен, есть за мной такой грех. И немилосерден, как мы уже выяснили.
На его губах играла самодовольная, вызывающая улыбка.
– Мне иногда даже нравится убивать. Не пойми неправильно – не всегда, а лишь в том случае, когда противник достоин противостояния, достоин долгой, интересной игры. Что-то мне подсказывает, что это не твой случай? Против меня ты точно не боец. Мне ты не соперник, и даже не оппонент. Согласна?
– Более чем. Особенно если это поможет остаться мне в живых.
Он усмехнулся. В который раз? Алмаз в его длинной серьге подмигнул Лейле столь же насмешливо и дерзко, как вёл себя его хозяин:
– Просто так взять и убить тебя после всех этих лет это как-то банально. Опять же, ты права, пусть и дальняя, но мы всё-таки родня.
– Значит, убивать меня вы не будете?
– Я ведь не просто так заговорил об игре без правил. Вернее, правила-то будут. Мои. Если хочешь жить, придётся их соблюдать.
– Что за правила?
Лейла удивлялась тому, с каким спокойствием ей удавалось держаться. Наверное, пока просто плохо верилось в реальность происходящего?
– Ты образованная девушка, правда? Ты, наверняка, в курсе, что в этом мире идёт безостановочная, непрекращающаяся борьба за существование. В ней победу одерживает сильнейший. Или, как вариант – нужный сильнейшему. Покажешь себя нужно сильнейшему мне – будешь жить.
– Вы что-то конкретное подразумеваете под нужностью и полезностью?
– Уверен, первое, что приходит в твою симпатичную голову, это предложение раздвинуть ноги – нормальный женский инстинкт.
Он намеренно оскорблял её и у него получалось.
Лейла злилась, но пока ещё ей удавалось держать себя в руках.
– Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей?
Он поглядел на неё в упор, и Лейла с удивлением поняла, что глаза у него подведены. Потому и выглядят такими зловещими и яркими, дико порочными.
– Не стану тебя обманывать: я не любитель невинных белых овечек. Я такое не ем. Девственницы не кажутся мне привлекательными.
– А с чего вы взяли, что я девственница?
– Как всякий колдун, я способен видеть ауру. В твоей энергия кундалини находится в спящем режиме. У женщин и девушек разный цвет. И запах. Не говоря уже об умении держаться.
Теперь голос его звучал вкрадчиво и мягко, однако в нём по-прежнему звучали снисходительные, язвительные нотки.
– Итак, на чём я остановился? Ах, да! На том, что не люблю девственниц. Последнее, конечно, поправимо, и всё же… я тебя не хочу.
– Меня это радует.