— У него в подвале крепления, инструментарий, предположительно, пыточный и аппаратура для видеосъёмки.
Мне поплохело так, что земля поехала из-под ног. Дубовский успел подхватить.
— Всё равно. — Сказала я, мотнув головой. Зубы легонько клацали. — Ты не видел, как он говорил. Он же не в себе, обезумел от отчаяния. Смерть сына свела его с ума.
— Он собирался тебя пытать и, скорее всего, убил бы, но ты всё равно его жалеешь? — В тоне Артура появился намёк на удивление. Он даже оторвался от своих изысканий. В прозрачных зелёных глазах светился интерес учёного, на глазах которого колония бактерий вылезла из чашки Петри и предложила заказать пиццу.
Дубовский зло выщерился, притиснулся к моему лицу:
— Ты хоть понимаешь, что бы он с тобой сделал, киса? Тебя резали когда-нибудь? Обливали кислотой? Поверь моему богатому опыту, тебе бы не понравилось.
— Ты уже разрушил его жизнь, — зашептала я, обхватывая лицо Дубовского ладонями. Сама не заметила, в какой момент снова потекли слёзы, горячие капли бежали по коже, обжигали глаза. — Остановись, пока не поздно, прошу тебя, пожалуйста. Я же не его спасти пытаюсь, а тебя. Вас всех.
В лице его что-то дрогнуло.
— Слишком поздно, — сухо сказал он.
— Максим…
— Я же сказал, — рыкнул он, отдирая мои руки от себя. — Думаешь, что сделаешь жалостливые глазки, по головке погладишь, и у меня нимб отрастёт? Прости, киса, в рай меня не пустят, апостол Пётр лично достанет обрез при виде моей рожи. Ты не в сказку попала, где рыцари с горячими сердцами и каменными жопами братаются с драконом, вместо того, чтобы снести твари башку. Знаешь, что в реальности происходит с такими долбо*бами? Их сжирают, вместе со всем говном. — Дубовский говорил с жаром истово верящего в свои слова человека. Он на секунду замолк, пережидая порыв. И продолжил уже совсем другим тоном, жёстко хлещущим каждым звуком: — Ты не можешь влиять на мои решения. И душеспасением занимайся в другом месте, тут тебе не монастырь, если не заметила.
В этот момент, будто почувствовал, что решается его судьба, шевельнулся Аркадий, застонав от боли. У него были сломаны пальцы на обеих руках. Нога изогнута под неправильным углом. Веки заплыли, вокруг глаз чернели синяки — значит, сломан нос. Из разбитых губ вылетел сдавленный смешок:
— Давай, мальчик, поторопись. — Он с трудом приоткрыл один глаз, мутный, с лопнувшими сосудами, и уставился им на Артура. — Приблизь ваш конец собственными руками.
— Чё он несёт? — спросил Кикир. Он явно был недоволен заминкой, то мялся на месте, то поглядывал на просёлочную дорогу.
— Пытается выторговать ещё пару лет жалкого существования, — плюнул Дубовский. — Арт, ты там в кому впал или где? Кончай мудака.
Он отвернулся и сгорбился, сунув руки в карманы.
Медленно-медленно, как в тысячекратно замедленном дурном сне, игла двинулась к покрытой пигментными пятнами шее. Сейчас она проткнёт кожу, выпустит в кровоток яд, который разнесётся по телу, отнимая жизнь.
Я рванулась вперёд, упала на колени, схватила Арта за руку:
— Пожалуйста!..
Он чуть качнул головой, осторожно, чтобы не сделать мне больно, высвободился из захвата — я даже не поняла, как именно. Он не злился. Не пылал жаждой мести. И ни капли не сочувствовал тому, кого собирался отправить на тот свет. Просто делал свою работу, с безразличием мясника на скотобойне. Они не проливают слёзы над колбасой.
— Войцеховский, — из последних сил выдавил Аркадий и закашлялся. — Я знаю, что он задумал. Знаю все схемы. Если ты меня убьёшь, Максим, то года не пройдёт, как твоей сраной империи настанет конец.
Рука Дубовского резко взметнулась, делая знак остановиться. Затем он подошёл сам, с презрением разглядывая лежащего у его ног человека. И с размаха, с оттяжкой, пнул его в бок. Я взвизгнула, в ужасе закрываясь руками. Аркадий с воем скорчился, задыхаясь от боли.
— А вот это уже интереснее, — проворковал Дубовский, глядя на Кикира. — Тут и поговорить можно.
Глава 22: Зверинец
Мы ехали обратно в тяжёлом молчании.
— Как вы нас нашли? — спросила я, с трудом разлепив сухие губы. Адреналиновая буря улеглась, теперь меня жутко клонило в сон. Я клевала носом, изо всех сил стараясь держаться прямо и не заваливаться набок. Хотелось залезть в какую-нибудь нору и свернуться в клубочек.
— Цацки, — непонятно ответил Кикир. Он единственный из всех был в приподнятом настроении, в каком-то хмельном ажиотаже, но умудрялся держать себя в руках, только ёрзал беспокойно, да время от времени принимался чиркать зажигалкой.
Я была зажата на заднем сидении между Артуром и Дубовским. Последний протянул руку, коснулся моего уха, качнув серьгу с синим камушком:
— Маячок.
— Господь всемогущий, — сказала я, и только. Сил не было ни удивляться, ни возмущаться. Тем более, что эта предосторожность спасла мне жизнь. — Теперь идея с охраной не кажется такой ужасной.
Больше не было сказано ни слова.