И оно подлетело стремительно, будто решившись. Коснулось не груди, как ожидал Александр, губ. Он вздрогнул от отвращения и неожиданности, однако, уже в следующий миг его рука выхватила из сумки «ловчую сеть» и набросила на потерявшего осторожность врага.
И ничего не случилось. Сеть прошла насквозь, ударив по самому герцогу. А призрачный сгусток чуть отстранился от неудачливого ловца и рассмеялся. Значительно громче, чем смеялся прежде.
— Не выйдет, герцог, — послышался голос. Негромкий, мелодичный, девичий. — Я не твоя. Меня тебе не поймать.
— Разве? — не растерявшись, герцог немедленно вернул амулет на место. — Я пока не ловлю, я лишь не позволяю тебе выпить лишнего.
Сеть пришлось убрать с самым невозмутимым видом. Обидно. Ему обещали, что она поможет.
— Мы ведь собирались поговорить, нечисть, верно? — продолжил он, не выпуская неведомое из вида. — Так давай, проявись. Голос вон, я смотрю, уже прорезался. Давай и облик показывай. Познакомимся.
— Мы знакомы, — прошелестело в ответ, и призрак отстранился еще на пару шагов. — Немного.
Неведомая субстанция загустела, обретая формы и расцвечиваясь хоть призрачными, но все же красками. И перед напряженно ожидающим герцогом появилась дева. Совсем не та, увидеть которую он рассчитывал.
— Не смей! — с плохо сдерживаемой ненавистью прошипел Александр, а рука сама метнулась обратно за ловчей сетью. Пусть не поймать, но хотя бы хлестнуть! — Желаешь поговорить — так не претворяйся той, кем ты не являешься! Принимай свой собственный облик, Роуз, и возможно, мы сумеем договориться.
— Но я не Роуз, — чуть качнула красавица белыми локонами. — Я — Анабель.
— Ложь! — все так же возмущенно ответил герцог. — Анабель мертва, и уже давно.
— Конечно, — легко согласилась призрачная дева. — Именно поэтому ты и не смог поймать меня своей сетью. Роуз ты бы ей поймал. Она еще жива, я — нет.
— Прекрати морочить мне голову! Да, один раз тебе удалось меня задурить. Но неужели ты думаешь, что я вновь куплюсь на твое хорошенькое личико? Тем более, что оно — не твое!
— Мое, — упрямо качнула головой дева. — Я сильфа, нам не дано принимать чужой облик, — она отлетела еще чуть дальше и устроилась на широком подоконнике. Луна серебрила ее и без того нечеткую фигуру, делая ее еще более монохромной и будто сияющей. — Вот только разве ты купился — на личико?
— Ты не сильфа, — герцог только поморщился. — И ты не Анабель. Хотя, я готов поверить, что и не Роуз, — про то, что сильфы, действительно не способны принимать чужой облик, он, к стыду своему, вспомнил только сейчас. Слишком уж много совершенно новой для него информации вывалили на него в храме. И слишком уж неожиданным было увидеть Ее… Хотя — мог бы уже и понять, кто и во что с ним играет. — Ты — сыттар, да? Покопался в моем сознании, вытащил оттуда… самое дорогое и светлое, — он не признался бы в подобном никому, но какой смысл пытаться скрыть это от того, кто и так видит его насквозь? — И теперь терзаешь меня этим обликом, выжимаешь эмоции, сбиваешь с мыслей…
Было мерзко. Да, он уже знал, что сыттары — эти мерзкие демонские отродья — способны копаться в душе человека, как в своей шкатулке, вытягивая оттуда то, что пробьет человека на самые сильные, самые искренние эмоции. Но себя он считал неуязвимым. Бесстрастным. Человеком долга. Закостенелым, циничным. И потрошить его юношеские мечты — это было подло и грязно. Впрочем, подлость — их суть.
— Сыттар действительно считал тебя, — кивнула меж тем его непрошеная гостья. — И нашел твою слабость. Вот только потом он не стал притворяться ею. Зачем? Он просто прислал меня. Разве кто-то может быть Анабель лучше самой Анабель?
— Ты не Анабель, — упрямо повторил Александр, глядя, как ее тонкие прозрачные пальцы нежно расправляют прозрачные ленты на букете фиалок. — Ты — ложь! Весь твой облик ложь, начиная с проклятого букета! Почему ты с ними? Ты что, так любишь эти цветы? Так любила их в жизни, что таскала их в руках дни напролет, никогда не расставаясь?
— Нет, — качнула головой та, что упорно именовала себя Анабель. — Я даже не помню их в жизни. Не помню, рвала ли их, был ли у меня когда такой букет…
— Вот видишь.
— Но меня с ним нарисовали. И один юноша… он полюбил меня именно такой, как я была на портрете.
— Я не любил тебя, не обольщайся. И не люблю. Ты — нечисть. Зло, даже если когда-то ты и была…
— А знаешь, меня никогда не любили, — она продолжила, словно бы не услышав. — Мы жили уединенно и небогато. А я была слишком тихой, излишне скромной… Даже у моей служанки был ухажер, а я… Меня словно не замечали… Потом внезапная свадьба и Он… сыттар, да. А они не умеют любить. Они холодные и пустые. Способные только тянуть чужое, ведь ничего своего у них нет. И когда он вытянул все до последнего вздоха… Впрочем, дальше неинтересно, — Анабель чуть вздохнула. — А потом… потом мне показали тебя. Да, нарочно, специально, у Герлистэна был план…
— Герлистэн? — даже любуясь ее лунными локонами, главного он не упускал. — Твой сыттар?
— Не мой. Моему я давно не нужна. А Герлистэн коварен, ты его опасайся.