— Разве я призрак, Роззи, что ты? Я могу быть материальным, могу не быть им. У тебя тоже пробуждаются эти способности. Из-за выходки герцога — слишком быстро, ты не готова, — он вновь вынужден был прерваться. Его силы явно кончались, голова безвольно склонилась к самой груди. Лис попытался глубоко вздохнуть, тут же снова закашлялся. — Не успела привыкнуть ко мне, осознать, нагуляться, — упрямо продолжил он, вновь поднимая голову, но так и не открывая глаз. На его сомкнутых веках лежали тени, и оттого веки казались впавшими, словно под ними больше не было глазных яблок, только бездонные провалы. И мрачное темное пламя, пляшущее в этой бездне. — Но это не страшно, ты справишься. Я тебя научу. Мы едем сейчас ко мне… Ко мне домой, ко мне на родину… В мою долину. Там не надо будет притворяться человеком. Можно быть собой и учиться новому… Ты не бойся, там тоже бывают балы. И красивые платья. И влюбленные кавалеры… И никаких ограничений, условностей… Можно просто быть, — он вновь взял паузу, чтобы собраться с силами. — Ты попробуй сейчас отдохнуть. Уснуть, быть может. Я уйду… на какое-то время. Это тело… слишком сильно ранено, надо менять. Закрой глазки сейчас, хорошо?
— Хорошо, — согласно кивнула я, закрывая глаза. Расслабленно откинулась на спинку, демонстрируя послушание. Замерла на миг. И резко распахнула их снова.
Опоздала. На мгновение, но опоздала. Окровавленная перчатка еще только падала на пол, одежда сиятельного графа Герхарда безвольной кучкой тряпья оседала на скамейку, а вот самого его уже не было в карете, и лишь дрогнувшая шторка на окне могла бы подсказать мне, куда он делся.
Я бросилась к окну, отдергивая шторку и выглядывая наружу. Ничего. Никого. Нет, была дорога, по которой мы неслись с бешенной скоростью, были распаханные поля по ее сторонам, был лес вдалеке. Еще были горы, эти лесом покрытые, и дорога вела нас именно к ним.
А вот того, что могло бы быть… кто мог бы быть… Лисом, лишенным материальной оболочки (Дэус, неужели это я сейчас серьезно?), разглядеть, увы, не удалось. Он просто исчез, оставив меня одну, и дав на прощание самый нелепый совет, какой только возможно: поспать. Да я только проснулась, если вдруг он не в курсе. Я в шоке, я в ужасе, я перевозбуждена. Я не хочу проваливаться сквозь пол и проходить сквозь стены. Я не призрак, я живая! Я… я даже не умирала еще, за что мне так?!
Он вернулся не скоро, и я не заметила его возвращения. Не потому, что спала, прислушавшись к его совету. Просто сидела, сжавшись в комок в уголке кареты самым неаристократическим способом: задрав ноги на лавку и обхватив руками колени, и безумным взглядом рассматривала противоположную стенку.
— Вот и я, моя радость, — прозвучало негромко. Он, кажется, устроился рядом. Но я не спешила поворачивать голову, чтобы проверить это. Мало ли, что я там увижу.
— Твои волосы вновь отливают красным? — уточнила у него осторожно.
— В какой-то мере. Некоторые сказали бы, что фиолетовым. Кто-то умудряется разглядеть отдельно синий и сиреневый. Еще лиловый, фуксия, марон…
— Не надо. Это… Это нормально? Для вас, для всех? И я тоже теперь буду?.. — немного нервно вытянула свою прядь, придирчиво оглядела — нет, вроде, каштановая. Только тут сообразила, что волосы не только не уложены — они не причесаны даже, и начала судорожно прятать их обратно под капюшон.
— Ро-оззи, — мягко протянул мой спутник своим чудовищно низким, вибрирующим голосом. — Не надо так волноваться. Цвет не изменится, пока не захочешь, это не проблема.
— А в чем проблема? — по-прежнему упрямо глядя в противоположную стену, я обхватила себя руками за плечи. Холодно. А мне казалось, что духи не чувствуют. Значит, я еще не совсем дух?
— Проблема в том, что ты боишься меня. И себя. Давай исправлять, — его рука осторожно легла мне на плечи. Она была теплой, почти горячей. Вторая неторопливо потянулась к завязкам плаща. Распутала их, несмотря на мою трусливую попытку от нее отбиться. — Не надо, Роззи. Тебе станет лучше, вот увидишь. Иди ко мне, — скинув с моих плеч тяжелый плащ, он потянул меня к себе на колени, вынуждая устроиться на нем верхом, лицом к лицу.
Он был почти полностью обнажен, лишь какие-то легкие, почти воздушные штаны обтягивали бедра. Его красивый рельефный торс (в общем, вполне знакомый мне торс) мог бы вызвать разве что острый приступ желания. Если бы этот торс не венчала настолько жуткая голова. Нет, само лицо его некрасивым, и уж тем более жутким, не было. Она было, скорее, совершенным в своей безликости: ни мимических морщин, ни примет времени, ни каких-то характерных, одному ему присущих особенностей. Просто лицо. Если бы не темные провалы глазниц, в которых не было глаз. И лишь жгучее темное пламя металось где-то в глуби. Если бы не яркие, как рубины, пряди волос, в которых вспыхивали то и дело фиолетовые искры.
— Не нравится видеть меня таким? — его горячие руки осторожно ласкали мне спину.