Невеста для Хана

С личной жизнью не сложилось. Вся ее жизнь была в моей маме и во мне. Тетя не вышла замуж и не родила своих детей. ее зарплаты учителя едва хватало на нас и на коммунальные выплаты. Мы все распродали и мамино золото, и картины, и дорогой сервиз. Даже люстру из чешского стекла. И едва сводили концы с концами. На нашем столе не было мяса и рыбы, не водились сладости, только то что испечет тетя. Шоколад я видела на свой день рождения и на новый год. Мы с мамой Светой экономили каждую копейку.

Спустя неделю после последнего раунда к нам пожаловал Сиваков и сообщил, что я избрана невестой Звезды и финальный раунд уже будет просто красивым спектаклем, в конце которого Павлик сделает мне предложение и подарит кольцо. Вместо меня в обморок упала тетя, а я онемела и не могла ответить ни на один вопрос ведущего, который лучезарно улыбался и даже не присел на предложенный ему стул. Я может быть и заметила бы как брезгливо он морщит нос, но новость о том, что выбор пал на меня обескураживала до такой степени, что я ничего не слышала и не видела. Меня не смутило даже то, что нас не снимали. Как сказал Сиваков «не надо шокировать зрителей такой нищетой».

Потом они ушли с тетей на кухню, а я чуть не заверещала на весь дом от счастья. Мама Света вышла из библиотеки с какими-то бумагами в руках, а Сиваков удалился, огласив дату регистрации брака.

— Так быстро все произошло, — пожимала плечами тетя, — а где подарки для невесты? Где помолвка и приемы в ее честь? Не думала, что этот Звезда такой скряга. Разве не у него два дома и несколько иномарок?

Но я так привыкла к скромности и экономии, что не думала о подарках и драгоценностях. Ведь самым драгоценным подарком была эта свадьба. За три дня до торжественного дня меня отвезли в самый модный свадебный салон, сняли с меня мерки, я стояла на табурете перед огромным зеркалом и ойкала, когда меня кололи иголками, пришивая белые кружева, цветы и жемчуг к пышному белоснежному платью из атласа с очень низким декольте, тесным корсетом, стянувшим мою талию до каких-то мифически тонких объемов, переходящему в широкую юбку с фижмами из великолепной ткани, украшенной жемчугом и золотистыми нитями, под ней скрывался целый ворох нижних юбок. Все это снимала съемочная бригада, мне тыкали в лицо камерами и то и дело поправляли микрофон. И мне не верилось, что все это волшебство происходит со мной. Я вот-вот стану женой Паши. Конечно нам мало удалось пообщаться за это время только на постановочных свиданиях, которые снимали в разных ракурсах, но я была уверена, что у нас любовь. Самая настоящая. Как в кино. И с замиранием сердца ждала той самой заветной ночи, когда я стану принадлежать ему по-настоящему. Как в тех клипах, где он целовал других девушек, опрокидывая на постель и они выгибались под шелковыми простынями, когда он их целовал. Или на капоте машины или… да какая разница где ведь вместо них я всегда представляла себя.

И сейчас я стояла в невероятном платье с кружевной вуалью, приколотой бриллиантовой брошью к венку из белых искусственных роз и закрывающей мое лицо до половины, перед алтарем рядом с Павлом, пахнущим самым сладким сном и сводящим с ума своей неземной красотой. И не было никого счастливее меня в целом свете. Нас венчал сам Епископ Иннокентий в белой тиаре, с рассыпанными по ней бриллиантами и драгоценными камнями он возвышался над чашей со святой водой и при каждом произнесенным им «аминь» брызгал на нас ею под щелканье фотоаппаратов и нацеленных на нас огромных видеокамер. Пока я не произнесла сакральное:

— Да! Клянусь! Навсегда! Любить пока смерть не разлучит нас!

И посмотрела на своего мужа, который держал тонкими белыми пальцами обручальное кольцо…

Как вдруг широкие двойные двери торжественной залы распахнулись, и Епископ замолчал, а гости оглянулись, и я вместе с ними. В торжественную залу вошли странные гости. Их было человек десять. Одетых во все черное. Не русские. Они перекинулись парой слов на непонятном мне языке. Впереди всех вышагивал очень высокий мужчина широкий плечах настолько, что закрывал собой стоящих позади него людей. Я бы назвала его огромной черной пантерой, а не человеком. Он двигался, как смертоносное животное и его лицо с густой бородой казалось высеченным из камня. Все черты крупные, грубые. Резко выделяющиеся надбровные дуги, широченные скулы, выступающие вперед, как и глубоко посаженные раскосые черные глаза выдавали в нем восточные корни. Он осмотрел весь зал, словно отсканировал и перевел взгляд на нас с Пашей, а потом сел в первом ряду. В руках у него была алая роза. Он крутил ее в цепких пальцах и посматривал то на меня, то на моего жениха. Когда взгляд его жутких глаз останавливался на мне я слегка вздрагивала. В них не отражалось ничего кроме глубокого мрака и какого-то кровожадного голода, способного умертвить все живое вокруг.

Он мне не нравился. От него исходил запах опасности, запах смерти. Как будто эта свадьба легко могла стать похоронами, если только он этого захочет.

— Хан пришел.

— Видели? Он вернулся.