— Потому что, когда ты исчезнешь ей будет больно. Потому что ты — это не ненадолго. Он не хочет причинять ей боль. Он заботится о ней как умеет, ограждая от всего, что может ранить. Тебе его не понять.
Я нахмурилась, позволяя Зимбаге смазывать синяки.
— Любовь не может ранить. Любовь созидает и оживляет. Как можно ограждать от любви?
— Он не знает что это такое. Его не любили и он не умеет.
— Это чудовищно!
— Неужели? А ты думаешь ты умеешь любить?
Я думала, что смогу сразу ответить на ее вопрос, но от чего-то не смогла.
Когда Зимбага вывела меня в коридор я шла к себе в комнату и думала о ее словах, чувствуя все еще хватку на своем горле и слыша у себя в голове ее голос.
«Потому что, когда ты исчезнешь ей будет больно. Потому что ты — это не надолго»
Я остановилась и подошла к окну. Внизу вольер Киары. И кошка ходит по нему взад и вперед. Но ведь какую-то привязанность этот монстр умеет испытывать. Чем-то они ему дороги девочка и тигрица. Но не я. Но ведь и я до сих пор жива и гуляю по клетке, меня так же кормят…
Домой я вернуться уже не смогу, он мне не даст. Как Хан сказал — я никто. У меня нет прав. Я ненадолго. Я эпизод.
Нет. Я не хочу быть эпизодом. Я хочу стать свободной, хочу быть живой, хочу увидеть маму Свету. И у меня нет иного выхода, кроме как попытаться все изменить. Иначе я и правда никто. Несколько секунд стояла на месте, потом повернулась на пятках и быстрым шагом вернулась на кухню, подошла к Зимбаге, развернула ее лицом к себе.
— Я хочу быть надолго. Научи меня быть надолго. Ты знаешь его лучше меня. И я хочу его знать. Хочу быть настоящей женой.
И на ее лице появилась улыбка. Не сразу сначала заиграла в уголках глаз, потом на губах, пока они не растянулись, преображая внешность всегда угрюмой женщины. Она провела руками по моим волосам, расправила мои плечи.
— Сначала узнай себя.
— Себя?
— Узнай свое тело, не бойся его, познакомься с ним и полюби его, научись доставлять себе удовольствие. Женщина соблазнительна, когда знает себе цену, когда знает, что такое наслаждение. И хочет получать его снова и снова…
Краска прилила к моим щекам. Я не сразу поняла, чято она имеет ввиду.
— Как это?
— Изучи свою плоть. Испытай оргазм. Сначала сама с собой. Ты когда-нибудь трогала себя в ванной?
Отшатнулась от нее, как от прокаженной. Со мной никто и никогда не говорил на такие темы, особенно так откровенно. Прямо в глаза.
— И… при чем здесь это? — промямлила едва слышно, трогая покрасневшие щеки.
— Пока ты задаешь мне этот вопрос ты точно ненадолго.
— Почему?
— Потому что ты не любишь себя, стыдишься и не знаешь.
Она вернулась к поварам и хлопнула в ладоши, привлекая их внимание и что-то начала говорить на своем языке.
— Что такое Эрдэнэ?
Она не обернулась, но когда я почти подошла к двери все же ответила:
— Драгоценность.
Любить свое тело?
А разве его можно любить? Я никогда об этом не задумывалась. Подошла к зеркалу, присматриваясь к себе. Впервые пристально и внимательно. Мне не говорили комплиментов. Попросту было некому, я всегда считала себя той еще замухрышкой и заучкой. В школе была «задротом» с длинной косой у которой все списывали, и которая всегда одевалась в школьную форму до колен и не красилась. Я не прогуливала, я не кокетничала с мальчиками, я не курила и не пробовала спиртное. Мама Света меня воспитывала не в строгости, но оберегала от внешнего мира как могла… И зря. Если бы я была знакома со всей его грязью меня бы так жестоко не подставили, и я бы сейчас поступила учиться…
Зимбага сказала о прикосновениях к себе. Что я не знаю свое тело. Она ошибалась. Я его знала. Все же в моем распоряжении был интернет, были книги, кинематограф и …даже порносайты. Девочки туда тоже заходят. Даже такие скромные и воспитанные как я. Правда не часто и потом неделю ходят с пунцовыми щеками только об одной мысли об этом.
Когда я фантазировала о Паше и том, как он меня возьмет я трогала себя. И там тоже. Не до конца. Но трогала. И представляла себе его руки. Было волнительно, жарко и… и все заканчивалось горькими вздохами о несбыточной мечте. Я не совсем поняла, как это поможет изменить мои отношения с Ханом… Но я дала себе слово, что все изменится. Что я приложу к этим изменениям максимум усилий иначе я погибну. И никто не спасет бедную Веру, кроме нее самой.
Глядя на свое отражение, судорожно глотая слюну, потянула за тесемки на груди, развязывая легкую шнуровку тонкого платья в незамысловатый голубой цветочек. Еще несколько дней назад мое тело вызывало у меня отторжение. Я считала его источником всех моих страданий и боли. Оно принесло мне несчастье. Оно вызывало желание в этом страшном человеке, и он использовал его в своих потребительских целях, мучал его и пытал…
Но сейчас я решила, что так больше продолжаться не может. И если у меня ничего не выйдет и этот ад не закончится я открою клетку с тигрицей, и сама отдамся ей на ужин.