Хану понравилось то, что она делала с ним и он хотел сделать это с ней. Хотел, чтоб она кричала для него. Он покусывал ее тело, посасывал камушки сосков через тонкую ткань и стонал вместе с ней, опускаясь вниз к ее животу, раздвигая ноги в стороны, стянув с нее трусики и шумно выдохнув, увидев блестящие складки плоти так близко. Провел по ним смуглым пальцем, раскрывая ее, жадно осматривая эту нежность. И его тянет попробовать на вкус перламутровый блеск, обвести языком эти аккуратные губки и розовую сердцевину. И едва коснувшись ее там дернулся от удовольствия. Вкусно… мать ее, она везде …чистая. Нет ощущения грязи. Есть только невыносимая тяга. С утробным рычанием потянул в себя напряженный клитор, чувствуя, как колотит от ощущения этой остро-сладкой влаги в раскаленной пасти, сжав ладонью собственные яйца, чтобы не спустить опять в никуда. Чтобы потом в нее. Язык мечется на нежных складках, на твердом узелке клитора, вспоминая как ей нравилось больше, когда он делал это пальцами, а она мечется под ним, выгибается, стонет, впивается в его волосы.
— Хорошо… мне хорошо… хорошо… пожалуйста… даааа….
Пока не срывается в крик. Так сладостно, жалобно, так надрывно. Стиснув его голову коленями. И Хана трясет вместе с ней, но он терпит, весь взмокший от пота, мечтающий излиться глубоко в ней. И жадно вылизывает с рычанием всю влажность, поддевая пульсирующий бугорок, трепая ртом ее нижние губы, дразня кончиком языка сочащуюся дырочку.
Отстранился, чтобы смотреть на разбухшую, заласканную ярко-красную плоть. И ощутил, как возбуждение превратилось в невыносимую агонию. Приподнял Ангаахай за бедра и упираясь ладонями в кафель рывком вошел в нее. Такую мокрую. Скользкую, все еще сокращающуюся от оргазма, с запрокинутой головой и закатившимися глазами. Набросился на ее губы, отдавая ей ее вкус. Впервые испивший женщину, сожравший все ее соки и ошалевший от этого. Взвыл, когда ощутил, как сжала его изнутри. Начал медленно толкаться вглубь, скрипя зубами, но она потянула Хана к себе и тихим голосом попросила:
— Сильнее.
И он сорвался. Вбивался, вдирался в ее плоть безжалостно быстро, набирая скорость под ее крики… на мгновения останавливаясь, чтобы понять не причиняет ли ей боль… и видя, как она выгибается, как извивается, и сама насаживается на него, с воплем входить еще глубже, по самые яйца. Все быстрее. Перехватил за талию обеими руками и начал насаживать на член, толкаясь навстречу, ощущая, как поджимаются яйца, как скручивает желудок от потребности кончить и как ослепляет оргазмом выпрыскиваясь в нее сильной струей.
Приподнял голову, чтобы встретиться с ее затуманенным лазурным взглядом.
— Теперь веришь?
Усмехнулся и тут же оторопел, когда она поцеловала его в губы и тихо сказала.
— Ты пахнешь мною.
И она даже не представляла насколько глубоко в него въелся этот запах.
— Я хочу поехать с тобой.
Не оборачиваясь застегнул первые пуговицы рубашки, а она соскочила с постели в прозрачном пеньюаре и, оказавшись перед ним, растрепанная, еще не остывшая после сна, пахнущая их адским сексом ночью, сама застегнула еще одну пуговицу.
— Возьми меня с собой.
Бредовая просьба. Если бы его попросила любая другая женщина он бы оттолкнул ее от себя, как надоедливое насекомое.
— Тебе там не место.
— Почему?
Не смотрит ей в глаза. Так проще отказывать. Последнее время это стало невыносимым наваждением. Ощущение, что он не может сказать ей «нет». Особенно если она смотрит на него вот так. Снизу-вверх, заглядывая ему в глаза, чуть приоткрыв свой розовый рот, привстав на носочки, чтобы хоть немного до него дотянуться.
— Потому что я так сказал.
Он привык, что женщины, улюлюкающие в толпе обычно вульгарные, готовые раздвинуть ноги разукрашенные соски. Такими он их видел. С похотливо-алчным блеском в глазах. А потом выбирал любую и жестко драл во все щели в комнате для отдыха, или в туалете, или в машине. По пути в гостиницу. Они отсасывали ему, а затем оказывались на дороге с парой купюр в зубах и его автографом в виде спермы на их лице или волосах.
Да… были и те, кто брали с собой своих женщин и жен. Но у Хана нет своей женщины, а жена…
— Когда ты уезжаешь мне становится очень страшно.
Отвлекла его от мыслей, и он опустил все же глаза на ее нежное лицо в обрамлении тонких золотистых локонов. Потом бросил взгляд на плечо, на котором остались кривые розовые шрамы от когтей Киары. Благодаря Зимбаге раны зажили быстро. Провел по ним кончиками пальцев.
— И чего ты боишься?
— Что ты не вернешься ко мне.
Она его обескураживала. Каждый раз ставила в тупик, отнимала у него дар речи и превращала в немощного идиота, неспособного противостоять маленькой, хрупкой девчонке. Она выдрала из него согласие общаться с Эрдэнэ. Так искусно и ловко заставила его согласиться, что он сам себе не верил.