Невеста для отшельника

Я открыл тетрадку и с умным видом уткнулся в ровный, очень правильный строй красивых букв. Не помню, о чем шла речь в первой сказке. Называлась она «Зеленое райское яблоко». Однако запомнилось, как «туман юности кого-то уносит на своих легких крыльях, раздумья вздрагивают от плеска ласковых воли, а чувства освещены какими-то странными жемчужинами», Сказка заканчивалась словами: «И она встретила юношу с нелживым блеском глаз».

Это было прекрасно, и я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.

— Что-то есть… хм… хм… Что-то есть… хм… хм, — пробормотал я, долго раскуривая сигарету, — Расскажите о себе…

Ничего особенного. Окончила сельскую школу, вместе с родителями переехала в город, сказки пишет недавно — «сама не знаю, как это вышло», — сейчас думает устраиваться на работу. И все.

— А знаете, Лариса, — я посмотрел на часы, — не поехать ли нам в ресторан? Все равно дало идет к обеду, а в столовые я не хожу.

Она поправила юбку, глубоко вздохнула:

— Я согласна.

Мне осталось отпроситься у редактора, перехватить где-то червонец. Редактор отпустил, не удосужившись даже выслушать наспех сочиненную мною легенду о каком-то важном письме, которое якобы немедленно надо расследовать. «Хорошо, хорошо, идите, только без Старухина. И чтобы потом я не разыскивал вас через милицию».

У Старухина я почти силой вырвал последнюю десятку. Он уставился на меня своими нагловатыми глазами, слегка увеличенными стеклышками очков:

— Неужели о'кэй? Ну, ты даешь! Ну, а вообще как она? — он пошевелил пальцами.

— Детсад, — односложно сказал я.

Для шику я взял такси, хотя до ресторана было минут десять хода. Мне принесли бокал шампанского, ей лимонад. Лариса понемногу разговорилась, однако была очень серьезна и никак не хотела принять моего снисходительно-шутливого тона. А вот о чем говорили — не помню. Не могу объяснить и того, как мне после прогулки по парку удалось уговорить ее зайти ко мне домой. Кажется, было все естественно и просто. Я пригласил на чашечку кофе — она не отказалась. Детсад, одним словом. Уже в то время за внешней робостью в ней чувствовалась какая-то отчаянность. Может быть, она мучилась своей кажущейся неполноценностью или просто не хотела — не дай бог! — выглядеть этакой деревенской недотрогой?

Видно, все-таки, выражаясь по-деревенски, я ей приглянулся, как мог бы приглянуться сельской девушке каждый второй современный городской человек. Да что говорить, я сам себе тогда правился, и на моем глуповато-самоуверенном лице почти всегда сияла этакая ослепительная улыбка на все тридцать два зуба, безмятежность и беззаботность сами по себе выплескивались наружу. Взрослым людям я казался просто лоботрясом и пижоном.

Вошла Лариса в комнату без опаски, не обратив внимания на холостяцкий беспорядок. Присела на обшарпанный диван, да так и просидела до того рассветного часа, когда уже можно было различить наши уставшие и измученные лица. В темноте между поцелуями я каким-то образом стянул с нее юбку. Она осталась в тончайших голубоватых колготках. С эстетической точки зрения вид у нее был вполне приличный. Она это знала и могла великодушно позволить себя рассмотреть: мол, мы хоть и деревенские, а фигуркой можем еще ох как поспорить с городскими девушками.

Мы расстались, не договорившись о встрече. Пожалуй, потому, что я окончательно уверился в ее, так сказать, «детсадовском» возрасте. Она стала заходить в редакцию, но волшебных сказок — слава богу! — больше не писала, просто выполняла поручения отдела информации. Иногда печаталась. Любила посидеть в нашем со Старухиным кабинете. Придет, бывало, тихо поздоровается и присядет на свой стул возле окна. Если у нас находится время, позубоскалим с ней, чтобы лишний раз увидеть поразительный румянец на ее щеках; если нет — работаем, а она посидит-посидит и незаметно выйдет. Вот и все. Я даже умудрялся при ней по телефону назначать свидания.

А через некоторое время меня отправили собственным корреспондентом в соседний промышленный городок, где сооружался крупный металлургический комплекс. Я окунулся в новую жизнь, завел новых знакомых. Моей подругой стала полненькая блондинка-рентгенолог с пронзительными, словно сам рентген, глазами. Она только что разошлась с мужем и пребывала еще в том состоянии, когда неожиданная свобода пьянит, мир кажется шире и многообразнее, люди интереснее, а поступки легкие и смелые. Когда она приходила, я просил ее рассказать о Крайнем Севере, земле, окруженной для меня ореолом загадочности. И кто знает, не потому ли я и сейчас живу на Чукотке?

Лариса