Оля упирает руки в полные бока и наклоняет голову вбок, став похожей на громадного снегиря.
– С чего ты взяла?
– Да уж не дура, догадалась. Кольцо на пальце есть – значит, замужем. На ногах – туфли, расшитые бисером, свадебные. Значит… Ты что, со свадьбы сбежала?
– Почти.
– Ого! Так, быстро, пойдём ко мне, всё расскажешь.
– Да как-то неудобно. Твои-то не будут ругаться?
– Некому ругаться. Я в отличие от тебя, не замужем. С бабушкой живу, но она уж точно будет не против.
Киваю, стуча зубами.
В конце концов, мне всё равно некуда пойти. В любом отеле или гостинице спросят паспорт, а его я показать не могу – Юрий мгновенно найдёт меня, обзвонив гостевые дома. Значит, я вполне могу переночевать у Оли.
А что делать дальше, я придумаю утром. В конце концов, я же не смогу скрываться вечно. Да и папа будет волноваться. Значит, мне придётся вернуться домой и предстать перед грозными очами Митрофанова, обвинив его в измене.
– Тайсон, домой!
Рыжий пёсик, подобрав с земли мячик, вильнул хвостом и пулей полетел нам навстречу.
*****
Бедно обставленный коридор с обшарпанными стенами заставляет меня сдвинуть брови к переносице. Похоже, ремонт в помещении не делался очень давно – сверху обои отошли от стен, покрывшись грибком, а снизу их кто-то явно подрал, оставив свисать длинные, как лапша, лохмотья.
Неужели Тайсон поразвлекался?
– Нет, это дело когтей кошки. Её Машка зовут.
Оля проследила за моим недоумённым взглядом и сразу расставила всё по местам, ничуть при этом не смутившись.
– Понятно.
Кто я такая, чтобы критиковать чужую жилплощадь?
Да я готова переночевать даже на этом грязном полу, в обнимку с рыжим Тайсоном, лишь бы в безопасности и подальше от своего ненавистного супруга.
Аккуратно снимаю промокшие насквозь лодочки, и тут же надеваю уютные домашние тапочки с помпонами, чувствуя, как озябшие ноги медленно начинаю отогреваться.
– Проходи на кухню, я сейчас чайник поставлю.
Оля вешает на крючок свой огненно-красный пуховик, и идёт вглубь по узкому коридору.
– Ба, я пришла.
Останавливаюсь.
Вдруг незнакомая мне женщина сейчас заартачится нашествию ночной гости и вынудит меня уйти? Но из комнаты ответа не последовало, и Оля, ласково улыбаясь, поманила меня пальцем.
Может, старушка уже спит и не услышала внучку?
Снимаю длинную шубу Жанны, которую я прихватила из дома Купцова, и вижу, как угольные брови Ольги поползли вверх. И не мудрено, ведь на мне всего лишь футболка изумрудного цвета, принадлежащая Никите Борисовичу, найденная у него в ванной.
Наверное, вид у меня не самый презентабельный, не смотря на дорогие серьги, переливающиеся в ушах. Ещё бы, мало когда встретишь девушку, на которой надета мужская футболка, еле закрывающая задницу и свадебные туфли-лодочки.
Но, как ни странно, хозяйка квартиры ни о чём меня не спросила, молча закусив нижнюю губу.
Ладно.
– Проходи.
Я вхожу на тесную крохотную кухоньку, заставленную разнообразной утварью, и осторожно опускаюсь на обшарпанный табурет. Бедность на кухне, так же, как и в коридоре, кричит из каждого угла, и я пытаюсь не обращать внимания на тошнотворный запах тушёной капусты, томящейся на плите.
– Кушать хочешь?
– Нет – нет, спасибо.
Качаю головой, чтобы хозяйке квартиры не пришло в голову попотчевать меня своим скромным ужином. Да я и не была голодна, хоть в ресторане почти ничего не съела.
Оля пожимает плечами, набирает воду из крана в металлический чайник, и ставит его на плиту. Я подпрыгиваю на месте:
– Он же сгорит!
– Ты чего? Он не электрический, а обычный. Ничего ему не будет. Мы всегда так воду кипятим, не дрейфь.
Сглатываю слюну, и опускаюсь на насиженное место.
Ох, и, правда. Что это я?
– А почему электрический не купишь? Удобнее же.
– Бабушка не хочет. Да и привыкли мы так, сподручнее. Да и денег лишних нет, на глупости тратить. Вся зарплата на бабулю уходит.
– Она болеет?
– Пойдём, покажу.
Оля хватает меня за запястье, и тащит по грязному коридору, к дверям самой последней комнаты. Аккуратно толкает створку внутрь, и я перестаю дышать, осматривая убранство спальни.
Я ожидала увидеть что-то наподобие коридора и кухни – такую же обшарпанную комнату с выцветшими обоями и ветхой мебелью, а в воздухе, небось, витает терпкий запах лекарств.
Но, я ошиблась.
Спальня старушки была светлой, с дорогим и современным ремонтом. На полу лежит тёмный ламинат, который аж блестит от чистоты. Светлые стены с недавно поклеенными обоями, натяжной потолок, и огромное окно с белоснежным тюлем ещё более расширяют пространство.
Мебели немного – большая двуспальная кровать, застеленная светлым бельём, кресло, шкаф-купе для одежды и огромный телевизор.
– А где бабушка?
– На кровати.
Прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть пожилого человека и, наконец, натыкаюсь взглядом на бледно-синюю костлявую руку, выглядывающую из-под одеяла.
Отступаю на шаг назад, хватая ртом воздух.
На плечо ложится тёплая ладонь Оли, и она широко улыбается:
– Да ты не переживай, бабушка не больная, она просто старенькая. И с кровати почти не встаёт, устаёт сильно.
– А сколько ей лет?
– Девяносто.
– Ого…