Читаем Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков полностью

Назаров объяснял сопротивление смотрам невест несколькими причинами. Он предполагал, что отцы подходящих дочерей могли быть демотивированы слишком малыми шансами на успех; что были логистические трудности, с которыми столкнулись бы многие кандидатки (плохие дороги и стоимость надлежащего убранства для участницы смотра невест); что некоторые отцы могли быть в отъезде по долгу службы (как Петр Янов-Ростовский) или больны; наконец, что наиболее серьезные и нацеленные на успех кандидатки могли отправляться прямиком в Москву, не доверяя суждениям местного правителя и других чиновников, которым случилось войти в состав комиссии на региональных смотрах[202].

Но Иван IV не верил, что у князей и детей боярских были столь невинные причины для недоставления дочерей на региональные смотры. Отчет князя Ивана Мезецкого, посланный из Вязьмы, спровоцировал суровый ответ. Иван IV написал Мезецкому: «И мы к ним послали другие свои грамоты с [опа]лою, а велели им [князьям и детям боярским Вязьмы] и з дочерьми своими к вам [к Мезецкому] ехати часа того. И вы б к ним наши грамоты розослали часа того, да и от себя грамоты п[о]слали по нашему слову часа того, а велел[и] и к себе ехати и дело б есте наше делали по нашему наказу»[203]. Сохранившаяся черновая копия указа Ивана IV не оставляет сомнений в серьезности данного вопроса:

От великого князя Ивана Васильеви[ча] всеа Русии в Вязьму и в Дорогобуж князем и д[е]тем боярским дворовым и городовым. Писал к нам князь Иван Семенов[ич] Мезецкой да дворцовой дияк Гаврил[о] Щенок, что к вам послали наши грамо[ты] да и свои грамоты к вам посылали по нашем[у слову], что[бы] есте к ним ехали з дочерьми своими, а велел есми им смотрити у вас дочерей себе невесты. И вы дей к ним не едете и дочерей своих не везете, а наших грамот не слушаете. И вы то чините не гораздо, что наших грамот не слушаете. И вы б однолично часа того поехали з дочерьми своими ко князю Ивану Семеновичи Мезецкому да к дворцовому дияку к Гаврилу к Щенку. А которой вас к ним з дочерьми своими часа того не поедет — и тому от меня быти в великой опале и в казни. А грамоту посылайте меж себя сами, не издержав ни часу. Писана на Москве лета 7055 генваря 4[204].

Эти послания показывают, что, независимо от качества дорог, от стоимости наряда молодой девушки для смотра невест или от сомнения ее отца по поводу шансов на успех, Иван IV и его советники ожидали от провинциальных служилых людей подчинения указу. Сопротивление смотру невест в Вязьме вряд ли было уникальным: о подобном же «неподчинении» докладывали из Дорогобужа и Ростова — все это были очень разные регионы, что говорит о широкой распространенности сопротивления. И оно не ограничивалось лишь женитьбами Ивана IV и его брата Юрия. Когда царь Алексей Михайлович в 1669–1671 годах искал себе невесту для второго брака, то слышали, как некий Петр Кокорев давал советы друзьям-придворным не допускать своих дочерей до участия: «Лучше б они девиц своих в воду пересажали, нежели их в Верх к смотру привозили!»[205]

Помимо этих причин, предложенных Назаровым, легко представить еще две, по которым князья и дети боярские в регионах отказывались принимать участие в том, что, несомненно, было единственной в жизни возможностью стать родственником царя. Во-первых, отцы в этих призывах царя могли видеть больше рисков, чем возможностей. Следовало считаться с семейной честью. Участие в смотре невест предполагало изъятие дочери из ее уединения во внутренних покоях жилых помещений семьи и выставление — буквально — на всеобщее обозрение, т. е. то, что в культуре изоляции женщин из элиты должно было весьма смущать отцов, матерей и, возможно, самих молодых девушек. У провинциального служилого человека, чья семейная честь зависела от репутации женской части дома, сама мысль, что его юную дочь будут тщательно проверять — чужой человек будет изучать ее рост, вес, длину носа, ширину бедер, цвет глаз, не говоря уже о заведомо унизительной проверке на девственность, — могла вызывать сопротивление как мысль о недопустимом попрании социальных норм обращения с молодыми женщинами из элиты[206].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология