Невеста для виконта

Дидье отпустили, пообещав утром устроить допрос всем слугам. Виконт де Мальмер отбыл, едва не забыв поцеловать мне руку на прощание. Я с тревогой вглядывалась в его лицо: испуган больше, чем желает показать, указательным пальцем натер на щеке некрасивое пятно. Отец Реми же хмурился, и оттого его кривые брови вставали под еще более странным углом.

После того как гости нас покинули, отец увел меня, мачеху и отца Реми в большую гостиную и потребовал объяснений. Ничего объяснить ему мы не могли. Переводя взгляд с одного лица на другое, отец похрустывал пальцами, кривил уголки губ и морщился, словно нюхнул перца. Наконец, он высказал, что хотел:

– Мари, это не твоя ли шалость?

Видимо, еще помнил сюрприз, таившийся в брачной постели.

– Лягушек можно насобирать в саду, – ответила я сразу, – а где мне взять скорпиона? Это было десять лет назад, я давно выросла. К тому же не вижу смысла пугать человека, за которого собралась замуж.

– В том-то и загадка, господин граф, – заметил отец Реми. – Скорпиону тут неоткуда взяться. Разве что…

– Разве что? – отец заложил руки за спину, но и там пальцами хрустнул.

– Это знак Господа.

Мы все помолчали.

– В вашем приходе, отец де Шато, – сказал папенька излишне резко, – крестьяне могут мучиться какими угодно суевериями. И ждать Судного дня с минуты на минуту, и толковать форму облаков как божественное откровение. Здесь, в Париже, такие шуточки не проходят.

Отец Реми поднялся – серьезный, прямой.

– Вы зря смеетесь, сын мой, – сухо произнес он, и четки в его руках поддакнули: стук-стук. – Господь вездесущ, и Его знак может явиться нам в любом месте. Даже, простите, когда вы отправляете естественные надобности.

Я не сдержалась, на мой смешок неодобрительно обернулись все.

– Если вы называете Господни намеки шутками, вам стоит побольше молиться, сын мой, – продолжил отец Реми. – А я за свою жизнь всякого насмотрелся. И уверяю вас, что скорпион, оказавшийся в ужине виконта де Мальмера, – это не просто ядовитая тварь. Я не знаю виконта, говорят, он достойный человек, и как он станет толковать это знамение – ему решать. Нам же надлежит вновь освятить дом и молиться, чтобы зло обошло нас стороной.

– Это происки дьявола? – потрясенным шепотом произнесла мачеха.

– Не стоит поминать нечистого сегодня вечером, дочь моя. – Стук-стук. – Если знак явлен в этом доме, значит, всем нам надлежит задуматься о чистоте наших помыслов и деяний. Не совершали ли вы в последнее время богопротивных поступков, не задумывались ли о грехе? Эти мысли могли обрести форму скорпиона и явиться нам сегодня.

Я покосилась на мачеху: сидит, голова опущена, в пальцах – комок платка, на щеке – алое стыдливое пятно. Я помню взгляды, которые она бросает на отца Реми, когда тот не видит; помню, что исповедуется она ежедневно. И теперь ее душу ползучей лозой обвивает страх: что, если это ее нечестивые помыслы обрели плоть скорпиона? Не она же его в паштет подсадила, в самом деле.

Я сдержала улыбку и тоже уставилась на свои руки.

Отец Реми продолжал что-то говорить, о благочестии, святости и пренебрежении молитвами, так что папеньке в конце концов надоело, и он нас всех отослал, пообещав продолжить разбирательство завтра.

…Заснуть мне так и не удавалось. Пролежав часа два, я неслышно соскользнула с кровати, встала на колени и – нет, не прочла молитву, к чему она мне сегодня? – вытащила из тайника шкатулку. Мне не нужен был свет, я и так знала, что там лежит, просто требовалось проверить. Я отперла замок, запустила пальцы внутрь и удовлетворенно улыбнулась. Все на месте, ждет своего часа.

С каждой минутой этот час все ближе.

Мне удалось заснуть лишь к утру; когда сон явился, он меня не обрадовал. Приснился Жано, радостный какой-то, свежеумытый; стоял и протягивал мне кинжал. А когда я подошла, чтобы взять и спросить у Жано, как ему теперь на небесах живется, – оказалось, что это и не он вовсе. Напротив меня стоял отец Реми, и руки его были в крови, и с лезвия кинжала текла яркая струйка.

Проснулась я с рассветом, потянула за шнурок, вызывая Нору, и с ее помощью оделась и уложила волосы. Дождь прекратился, оставив окна мокрыми и хмурыми; если прислониться щекой к стеклу, можно увидеть клочковатое небо. Я постояла так немного, пока щека не замерзла, а затем отправилась на поиски отца.

Ранним утром его всегда можно отыскать в фехтовальном зале. Отец любит бывать там один. Он дерется с чучелами, пронзает шпагой неживых противников, и лицо у него при этом такое, будто убивает все свои несчастья разом. Дважды в неделю после обеда приходит учитель фехтования, он занимается с графом де Солари и его сыном Фредериком, которому предстоит занять достойное место в обществе. Тогда все, кому хочется, могут прийти посмотреть. Утром же отец способен видеть в фехтовальном зале только свое отражение и меня; однажды он выгнал оттуда мачеху – я видела, как она шла по коридору, и губы ее дрожали.