Невеста фараона (СИ)

– Понравилась ли тебе колесница, дорогая племянница? – поинтересовался дядюшка Птахмес, самолично прибивший в мой дворец после обеда.

- От танцев я вас освобожу, – Я улыбнулась.

Он остался доволен. Он разлил по высоким бокалам из такого почти прозрачного камня густое красное вино и протянул один мне. А потом неожиданно спросил:

– Тебе нравится мой сын, Джахутимесу? Я видел, вы сблизились.

– Ну…

Джи-Джи и правда мне нравился. Он хоть и самонадеянный, но сразу же принял мою сторону. И смотрит на меня так, что не остается сомнений, я-то ему точно нравлюсь.

– Он мой сын, Танеферт, – визирь Птахмес неожиданно сжал мое запястье, – А ты дочь моего любимого брата. Я хочу, чтобы ты поняла, я поддержу вас в любом случае.

– Даже если…

Я не стала договаривать. И так ведь понятно. Он же визирь, он должен разбираться в подковерных интригах. Иначе грош ему цена. Дядюшка не разочаровал. Он чокнулся со мной и, коротко кивнув, произнес:

– Я в любом случае на вашей стороне. То, что задумал Джахутимесу рискованно, не скрою. Слишком много рассчитано на расположение царя, да будет он жив, здрав и невредим, к тебе. Но как я вижу, пока он прав. И надо действовать как можно быстрее.

Честно говоря, я не совсем поняла, что мой дядя имел в виду. Потому что при дворе, даже при моем дворе на отшибе принято было недоговаривать, а додумывать. Итак, визирь Птахмес подтвердил, что окажет нам с Джи-Джи всевозможную поддержку. Но вот в чем? И Ахмес куда-то запропастился. А мне бы очень нужно с ним поговорить. В царский дворец шатался ко мне в комнату как к себе домой, а тут пропал. Что его испугало? Воины из моей охраны у ворот дворца, которых наконец-то выставила Неша? Что мне делать? Что?

– Я приготовила вам ванную, – моя главная служанка, слава Изиде, сменила свой громоздкий парик на льняной чепец. И сразу из внеземного гуманоида превратилась в нормальную человеческую девицу.

– Очень хорошо, – я сидела на широкой кровати, на которой зачали несостоявшегося наследника и разглядывала себя в серебряное зеркало на длинной ручке. Оно когда-то тоже принадлежало матери того погибшего принца. Какая незавидная судьба у обоих.

Сердце кусали черви сомнения. Что мне со всем этим делать?

Неша помогла мне переодеться в легкий льняной халат и проводила в купальню. Солнце уже село за горизонт, и теперь комната освещалась разноцветными мерцающими масляными лампами. Все они были из тонкого белого камня и имели форму различных цветов. Это было так прекрасно: огромные каменные розовые бутоны, фиолетовые васильки, желтые хризантемы, красные маки расположились вокруг чаши с водой. И они купали в ней свой матовый свет. Я скинула халат, опустила ногу в бассейн. Она была нежно-теплой. Как вечернее июльское море.

– Если желаете, прикажу принести погорячее, – пискнула Неша от двери.

Я лишь отмахнулась. Еле тепленькая водичка вполне соответствовала моему запросу. Надо расслабиться и подумать. Какую сторону выбрать. И как сделать, чтобы мое решение не поставило под удар малолетнего царя. Я откинула голову на округлый бортик и уже было закрыла глаза, как от темной колоны вдруг отделился мужской силуэт.

Глава 26. Танеферт.

Вечером я навела в своей комнате порядок – выкинула все цветы и вернула на законное место картонный Ка господина Амрита Дубея. Зайдя ко мне, мама расстроилась.

– Я надеялась, что с этим капищем покончено, – она вздохнула, – У тебя все хорошо?

– Конечно, – я улыбнулась, прикидывая, смогу ли сварить сегодня зелье подчинения из тех глазных капель, которые мне удалось купить в аптеке. Без него мне бы очень не хотелось встречаться с Романовым.

На кухне заседали папа и дядя Гена, и судя по количеству бутылок пива, которые они выставили на балкон, расходиться не собирались. А у мамы был растерянный вид.

– Мама? Что-то случилось?

– Нет, что ты! – она мотнула головой, и глаза ее наполнились слезами.

Я взяла ее за руку, усадила на кровать и примостилась рядом. После чего потребовала тоном, с которым обычно обращалась к своим советникам. Твердым, но не властным… в общем, никто мне не отказывал:

– Рассказывай.

Мама, удивленно вскинув брови, вдруг разрыдалась и упала лбом мне на грудь.

– Ох, Дашка… милая моя…