Невеста Франкенштейна

Тогда я обратился к Марии, поинтересовавшись, знает ли она французский с детства или выучила его позднее. Она очень мило пожала плечами — жест, означавший, что она либо этого не знает, либо не понимает моего вопроса. Миссис Джакоби со своего места у окна заметила:

— Мисс Клементи поет на всех языках!

— Поет, как попугай, — отметил Виктор, — ибо очевидно, что она понимает только французский и английский.

После этого он обратился к Марии:

— Мисс Клементи, приступим теперь к упражне ниям?

Вначале он принялся за согласные звуки. Он тренировал певицу по системе, которая обычно используется при обучении детей.

— Б-б-б-б. Д-д-д-д. М-м-м-м, — произносил он.

Он заставлял Марию, как заставляли бы мы ребенка копировать его произношение. Но, несмотря на то что губы девушки раздвигались в тщетном усилии сделать то, о чем просил Виктор, ничего не получалось. Она не могла воспроизвести ни единого звука. Я слышал одни только выдохи, перемежающиеся с тяжелыми вздохами, — как грустно было наблюдать зрелище столь контрастное ее выступлениям в театре, во время которых голос ее парил свободно и непринужденно, как, например, в дуэте Полли Пичем и капитана Мачета: «Весь день мы будем наслаждаться, играть и петь и целоваться; за горы, рощи и леса умчимся мы на небеса». Куда делся тот беззаботный дух?

Мария была удручена. Тогда Виктор остановил занятие. Он ничего не сказал, а лишь с упреком посмотрел на певицу. Она сидела смущенная и растерянная.

Наконец Виктор сказал:

— Попробуем еще раз.

И они снова начали работать. Упражнения становились все более трудными, но результат оставался тем же. Я понимал, что нужно найти какой-то способ, благодаря которому Мария должна обрести способность говорить, и что для этого хороши любые средства, даже самые болезненные, — главное, чтобы метод оказался успешным. И все же наблюдать, как с каждой минутой усиливается удрученное состояние Марии, было не очень приятно. Избавив себя от созерцания столь болезненной процедуры, я отошел к окну и заговорил с миссис Джакоби. Я пытался убедить женщину в том, что, возможно, она, сама того не подозревая, держит в руках ключ от секретного замка, который мы так безуспешно пытаемся открыть. Тем временем Виктор принялся за гласные:

— А-е-и-о-ю… — произносил он. — Ну давай же, Мария, давай!

— Миссис Джакоби, как вы полагаете, прежние попытки мисс Клементи восстановить речь продвинули ее хотя бы на шаг к успеху? — спросил я.

Миссис Джакоби покачала головой и уверенно сказала:

— Надежды у нас были большие, особенно после того, как Мария немного отдохнула и стала работать над упражнениями… — добавила миссис Джакоби уже менее уверенно и понизила голос.

— Упражнения были такого же типа, что и сейчас?

— Да. И еще один вид упражнений, связанных с дыханием, — ответила она.

— Настоящая загадка, — пробормотал я. — Никаких явных нарушений у мисс Клементи нет — ведь она прекрасно поет! Только вот говорить никак не может. Скажите, миссис Джакоби, неужели она никогда не произнесла ни единого звука, не считая пения? Никогда не зарыдала, не застонала, не рассмеялась? Может, она разговаривает или издает какие-нибудь звуки во сне? — Я заметил, что на моих последних словах миссис Джакоби бросила на меня внимательный взгляд. За этим последовала длительная пауза, в течение которой она оценивающе разглядывала меня, словно новобранца, прибывшего в военное подразделение. После этой паузы она сказала:

— Вы поклянетесь, что сохраните сказанное мной в секрете?

Я ответил, что не могу клясться, пока не пойму, о чем именно идет речь.

— Ну что ж, — сказала она, покривившись, — значит, вы этого никогда и не узнаете.

Но тут мое любопытство взяло верх, и я произнес:

— Коль скоро речь не идет о каком-то преступлении и сокрытие тайны не причинит никому вреда — я клянусь никому не рассказывать об услышанном.

— Вот это другое дело, — сказала она тоном командира, заправляющего на поле брани. — Тогда я скажу вам. Никогда я не слышала, чтобы Мария Клементи произнесла хоть одно слово или издала хоть один звук… и только однажды ночью я слышала, как она кричала от страха, находясь в сонном бреду.

— Вы кому-либо об этом рассказывали? — спросил я.

— Нет, — прозвучал ее ответ. — Раньше мне казалось, что Марию вполне устраивает собственная немота, но последнее время мне стало казаться, что такое состояние все больше и больше ее угнетает.

— А мистеру Франкенштейну вы не говорили о тех ее криках? — спросил я.

Она покачала головой. Настал мой черед изумляться.

— Не забывайте, что вы обещали, — предупредила она.

— Но ведь мистеру Франкенштейну просто необходимо об этом знать, — с упреком произнес я. — Почему вы не сказали ему?

Она не ответила, так как в этот момент Виктор встал и проговорил, обращаясь, по-видимому, больше к нам, чем к Марии:

— Думаю, на сегодня достаточно. Мисс Клементи не следует чрезмерно утомляться. Насколько я знаю, сегодня вечером она выступает в «Ацисе и Галатее».[13] Миссис Джакоби, если вы придете на следующей неделе, то мы с мистером Гуделлом обсудим ситуацию и продумаем дальнейшие планы.