Невеста гнома (Жена гнома)

— Дети не переворачивались. Или шли не так, как нужно. Роженица не могла разродиться. Сейчас делаем операцию. Это Шена ввела. Женщины стали дольше жить. Раньше рожать боялись, потому что была высокая смертность при родах или ребенка, или женщины. А теперь не бояться.

— Все равно операция — это не самая приятная вещь, — поморщилась я.

— Это лучше, чем смерть, — ответил Фегле. — И организм к тому времени, когда доходит до рождения детей, окончательно пропитывается воздухом пещер. Быстрее восстанавливается. Шена считает, что он мутирует. Изменяется под действием здешней атмосферы. Мы и до нее замечали, что дома почти не болеем. А вот в большом мире, те, кто живет больше пяти лет и пяти зим болеть начинают чаще. Да и детям там жить тяжело. Они слабее, чем местные. Когда за братом ездил, то нашел этому подтверждение. У него кузница была. Около леса в старой деревне. Как-то познакомился с одной женщиной из лесного народа. Чего они нашли общего — я не знаю. Обычно мы друг друга недолюбливаем. С людьми проще договориться, чем с другими народами. Но они договорились. В горы она уходить не стала. Так и жили они долгое время вместе. Она ему двух сыновей родила. А потом ушла к своему народу. Ей нужно было за местного замуж выходить. Детей и брата она бросила. Он же домой возвращаться не стал. Пытался их сам воспитывать. Но они слабые были. Болели много. Я все-таки уговорил его вернуться сюда. Так сразу у них по возвращении лихорадка началась. Еле вытянули их. Только на поправку пошли.

— Жуткая история.

— Нет. Обычная. Не надо обычаи было нарушить. Все ведь не просто так задумано предками. Около года нужно, чтоб женщины привыкли к пещерам. Чтоб здоровье стало нормальным. Но детей не рекомендуют рожать в первые десять лет после брака.

— Тоже из-за здоровья?

— Да. Меньше осложнений будет.

— Мудрые у вас предки.

— Наблюдательные, — поправил он. — А мудростью поначалу никто не отличался. Говорят, что раньше, до того как мы переселились сюда, то жили дикарями. В небольших деревнях. Тогда и девочки еще рождались. Потом переехали сюда и стало женщин не хватать. Мы стали брать их в городах и деревнях. Но они были дикие. Мы как-то умнее стали. Что-то разрабатывали. Улучшали жизнь. Они же не могли годами язык выучить. Тогда и была придумана жестовая система общения. Потом и осталась вторым языком. Особенно удобно, когда говорить не получается. Но шло время. Мир менялся. Мы же продолжали видеть в тех людях дикарей. Очень долго не могли понять, что прошли те времена, когда невеста не могла выучить язык и боялась воды. Были и такие, так что не смейся. В последние несколько столетий мы увидели, что вы намного умнее стали. Порой к нам попадают те, кто с головой не дружит. Пропускают лекари, но сейчас почти дикарей нет. Это радует.

— Не знаешь почему так случилось. Не может же быть, чтоб так по-разному развивались народы.

— Я могу лишь предполагать. Есть отрывочные сведения. Но в те времена мы не знали еще письменности. Дикарями жили. Говорят, что тогда люди были умнее нас. Намного умнее. А другие народы были дикарями. Потом случилась война. Когда люди хотели уничтожить другие народы. Но не получилось. Мы ушли в горы. Кто-то ушел в море, кто-то в степи. Есть те, кто живет в болотах и лесах. Потом у людей случился мор. Сильная болезнь, после которой они уничтожили почти все города, чтоб не распространить заразу. Сами же построили деревни. Но при этом утратили знания. Поглупели сами. Они долго не могли жить в городах. Почти разучились одежду шить. В шкурах ходили. Сейчас этого нет. Намного лучше живут. Что-то от нас перенимают. Что-то от других народов. Но считают себя самыми умными. Шена предполагает, что они создавали народы. Говорит, что у нее и у тебя в мире известна такая технология.

— У нас запрещены эксперименты по улучшению людей.

— Но известна.

— Да.

— Это может объяснить почему мы можем иметь детей от людских женщин. Еще есть предположение, что причина, что у нас нет женщин — это последствия той загадочной болезни, которая сильно повлияла на людей.

— Что-то даже не по себе стало от твоих слов.

— Не бойся. Все это в прошлом, — ответил Фегле. Дорога свернула в сторону от озера. Здесь свет от фонарей освещал стены, делая их по волшебному зелеными. Потусторонними.

— Я когда здесь оказалась, то была поражена местным уровнем жизни. У нас все иначе. Было сложно приспособиться. И вас я не понимала.

— А сейчас понимаешь?

— Немного. Теперь понимаю откуда такой снисходительный тон в отношение меня.

— Да нет, в отношение тебя еще нормально. С тобой разговаривать можно. Я много ездил с караванами. В дальние экспедиции ездил. За это время я первый раз встретил женщину, которая начала изучать наш язык еще в пути.

— Мне не нравилось, что я вас не понимаю. Тяжело ехать в неизвестность. Хотя Гиль и говорил, что все будет хорошо, но я же сама могу много чего сказать. Не факт, что это будет.

— Поэтому у нас и не любят объяснять пустое.