Невеста императора

Конечно, как ни изощрялся князь Федор в этой воображаемой шахматной партии, он не в силах был в точности представить себе ход мыслей светлейшего. Но одно мог утверждать доподлинно: у Меншикова не было возможности повторить то, что он сделал в памятную ночь 28 января 1725 года, когда умер Великий Петр, а руками неистового Алексашки на престол была возведена Екатерина. И хоть власти и влияния у него теперь прибавилось, это было уже не важно. Тогда он имел многочисленных сторонников и действовал от имени претендовавшей на трон Екатерины – теперь он остался в одиночестве, был лишен сообщников, готовых привести в движение гвардию; именем императора действовал не он, а его противники. Его боялись уже меньше… но больше ненавидели за то, что еще боялись.

А письма Василия Лукича в Ракитное становились все более частыми, нервно-ждущими, и приносили все новые и новые сведения.

Настал день именин Меншикова. Светлейший приглашал царя с семейством пожаловать к нему в Ораниенбаум, куда по выздоровлении Александра Данилыча перебралась вся его семья. Царь сначала обещал, а потом сказал, что ему некогда, есть свои занятия в Петергофе (он уехал туда, еще когда «батюшка» лежал недужен): «Может себе Меншиков праздновать именины и без царя!»

Получив сие известие, Федор ощутил, что у него задрожали руки от нетерпения. Он уже не сомневался, что вот-вот получит письмо, где будет упомянуто о расторжении помолвки Петра и Марии… но завтрашний день принес иные новости.

3 сентября Меншиков назначил освящение своей новой домовой церкви в Ораниенбауме. Верно, он надеялся, что при этом торжестве прекратит возникшие недоразумения и совершенно помирится с царем. Он пригласил на освящение Петра и сестру его, но не счел нужным позвать Елисавет, которую, естественно, не терпел за любовь к ней царя и притом считал соперницею своей дочери. Царь не приехал. Великая княжна Наталья тем более отказалась. Церковь освящена была без императора и высочайшей фамилии, хотя съехалось много знати. Долгоруковых меж ними не было, однако им сделались от своих людей известны все подробности пира, а через них, конечно, и царю. Особенно старательно Иван Долгоруков преподнес новость о том, что-де Меншиков, забывшись в своем величии, сел на место, приготовленное для самого царя…

Возможно, Александр Данилыч, наконец, почуял неладное, возможно, кто-то дал ему совет. 5 сентября рано утром он уже был в Петергофе и хотел повидаться с царем. Однако Петр ни свет ни заря уехал на охоту. Меншиков пытался обратиться тогда к великой княжне, но та не захотела с ним встретиться и, когда Меншиков к ней уже входил, сбежала через другую дверь. Получив такие грубые доказательства, что брат и сестра не хотят с ним встречаться, светлейший, верно, в помутнении рассудка, отправился к Елисавет, поздравил ее с грядущими именинами (она его не пригласила, отмолчалась) и стал жаловаться на царя и судьбу: мол, видя к себе государеву немилость, ему ничего более не остается, как удалиться от двора.

«Разумеется, старый плут скинулся такой лисой, чтобы все заохали, запричитали: мол, не покидай нас, Данилыч! Куды нам без тебя! – саркастически писал Василий Лукич, и внимательный глаз Федора видел, как радостно дрожало его перо, оставляя брызги на бумаге. – Но Елизавете Петровне хватило величия презрительно смолчать, и Левиафан (это новое прозвище, данное М. сестрицею государевой, весьма прижилось при дворе!) несолоно хлебавши отбыл в свой дом в Петербурге, где его ожидала самая неожиданная и увесистая пощечина: его императорское величество еще давеча отправил туда генерала и майора гвардии Салтыкова с приказанием Верховному тайному совету перевезти все царские экипажи и царские вещи из дворца Меншикова в царский Летний дворец!»

Итак, свершилось то, к чему князь Федор приложил столько стараний! Дитя отошло от «батюшки», птенец вылетел из гнезда. Что же воспоследует дальше?

Утро не замедлило принести новое письмо из Петербурга, и Федор распечатал его с таким нетерпением, как умирающий от жажды вскрывал бы сосуд с вожделенным питьем.

Верховный тайный совет получил через барона Остермана, царского воспитателя, государево повеление такого рода (Василий Лукич списал его слово в слово): «Понеже мы восприняли всемилостивейшее намерение сегодня собственною особою председать в Верховном тайном совете и все выходящие от него бумаги подписывать собственною нашею рукою, то повелеваем, под страхом царской нашей немилости, не принимать во внимание никаких повелений, передаваемых через частных лиц, хотя бы и чрез князя Меншикова».

В пятницу, 8 сентября, Верховный тайный совет отправил майора гвардии Салтыкова снять почетный караул при доме Меншикова, данный ему по званию генералиссимуса, и объявить светлейшему, что он состоит под арестом.

* * *