Беда обрушилась на Валентина Алексеевича Капустина совершенно с неожиданной стороны: его дочь Анжелика влюбилась в американца! Он не знал, в какой момент больше испугался: когда потерял ребенка в толпе на демонстрации или когда увидел его в компании с Алексом Уилльямсом. Валентин Алексеевич считал себя очень успешным человеком: у него было все — престижная работа на телевидении, загранкомандировки, семья, дача, доверие партии… И все это могло рухнуть в один момент: стоило кому-нибудь из недоброжелателей припомнить ему этого чертова американца. А врагов у товарища Капустина было предостаточно: на телевидении испокон веков действовали волчьи законы — ты кого-нибудь не сожрешь, так тебя сожрут. Валентин Алексеевич спинным мозгом чувствовал, что завистники из новостной редакции вцепятся в эту историю и раздуют ее до небес. А там все посыплется как карточный домик: сначала пропесочат на планерке, потом на партсобрании, потом лишат должности. Поначалу, когда Анжелика только-только вернулась домой, Валентин Алексеевич даже боялся с ней заговаривать. Боялся удостовериться в своих худших опасениях. На переговоры пошла Ольга, жена. Капустин мерил шагами кухню, курил одну сигарету за другой. Руки дрожали, нервы гудели как электрические провода. Наконец Ольга появилась на пороге. — Говорит, что любит его! — всхлипнула она. — Я у нее в кармане вон чего нашла! Это был небольшой серебряный медальон сердечком. — Alex, — прочитал Капустин надпись под крышечкой. — Он уже подарки ей дарит? — Ну а что, сам не видишь, что ли?! Бешенство захлестнуло Валентина Алексеевича. Ничего не соображая, он кинулся к комнате дочери, затряс бешено ручку двери. — Открывай немедленно! — Оставьте меня в покое! — Я вот тебе сейчас дам! Дверь распахнулась. Анжелика — страшненькая, зареванная — скрестила руки на груди. — Ну дай! Дай! Только пальцем меня тронь, и я весь дом спалю! — О, господи! — только и смог простонать Валентин Алексеевич. Что делать с дочерью-подростком, он не представлял. Посадить под замок? Увезти к сестре в Запорожье? Выхода из ситуации не было. — Что у тебя было с этим американцем? — как можно спокойней произнес он. — Все! — нахально ответила Анжелика. — А будете мне чинить препятствия, я объявлю голодовку! И хлопнула дверью, мерзавка. На следующий день Ольга еще раз поговорила с ней и попыталась объяснить непутевому чаду, что первая любовь всегда кончается плачевно и что из-за нее может пострадать папина работа. Но Анжелика только демонически улыбалась в ответ. Она приходила из школы гораздо позже обычного, на все расспросы отвечала молчанием. Запреты, угрозы, обещания выпороть как сидорову козу — ничего не действовало. Нужно было принимать решение. Никогда ранее капустинские материалы против Америки не звенели таким праведным гневом, никогда он не был так искренен в осуждении империалистической политики США… Но что толку? Обличай, не обличай, а растлитель малолетних Уилльямс все равно будет таскаться за его дочерью. И никому не пожалуешься, ибо делу тут же придадут огласку, а это кончится одним — крахом.
В тот день Валентин Алексеевич почувствовал себя плохо и отпросился с работы. Голова трещала, все мысли крутились вокруг одного и того же. Он открыл дверь своим ключом, положил портфель на тумбочку. Анжелика с кем-то разговаривала по телефону. — ...ну да, он такой гладенький на ощупь, — взволнованно говорила она. — Я его положила в ладонь, а он весь так вздрогнул и задергался. А потом я его придавила чуть-чуть, и он... — Увидев отца, Анжелика кинула трубку и поспешно скрылась в своей комнате. «Значит, американец уже совратил ее!» — в ужасе подумал Валентин Алексеевич. Он не мог себе этого представить. Это каким же негодяем надо быть, чтобы пристать к четырнадцатилетней девчонке? Впрочем, ему-то что? Он уедет в свою Америку и в ус себе дуть не будет. Валентин Алексеевич хотел было наброситься на дочь, отлупить ее по щекам, но потом остановил себя на полдороги. Анжелика еще ребенок: она просто не понимает, что делает. В любом случае о добрачных отношениях с мужчинами с ней должна говорить мать. А долг отца — защищать семью. Он прошел к своему рабочему столу, вынул чистый лист бумаги и торопливым неразборчивым почерком написал: «В Комитет государственной безопасности СССР». А дальше — с подробностями — все, что ему было известно: и про скандал в школе, и о непринятии должных мер институтской комсомольской организацией, и о развратном поведении в отношении несовершеннолетних, и прочая, прочая, прочая… — Вот пусть им теперь компетентные органы занимаются! — с черным злорадством подумал Валентин Алексеевич, опуская письмо в почтовый ящик. Дело было сделано.