Невеста из Холмов

По стене рядом с дверью из ниоткуда поползли ежевичные ветви, сплетаясь все гуще и гуще в живую колючую арку. Кусок стены, оплетенный колючими ветвями, бледнел, пока под аркой, усыпанной белыми ежевичными цветами, не открылся неожиданный выход. В неясном свете факела, закрепленного у стены, виднелись серый камень и дорога, уходящая вдаль, куда-то… в скалу? Эшлин замолчала и, глубоко вдохнув, шагнула вперед.

После запаха нагретого солнцем дерева в нос ударил сырой и острый дух плесени, кварца и ледяной воды подземных источников. Подошвы ее кожаных башмачков хорошо чувствовали грубо вырубленные плиты под ногами. Чадящее, но такое уютное пламя факела удалялось, оставшись за спиной, а сумрачный каменный коридор вел и вел по спирали влево и как будто вниз. Эшлин слышала шуршание своих шагов, но больше ни звука – подземелье было таким глухим, что даже эхо не хотело жить здесь.

Чтоб тебе сгинуть в глубине камня – было частым проклятием. Ройсин строго запрещала детям даже произносить его, слишком оно считалось жестоким. Сейчас оно всплыло в памяти. Только вот Эшлин по доброй воле шла по каменному полу в темную молчаливую глушь, а за ней тянулась по стене длинная ее тень. Ши в камне становятся бессильными, они не слышат мир сквозь кости земли. Поэтому тех, кто попадал в фоморский плен, держали в таких вот каменных мешках, как этот.

Эшлин уже стали чудиться звуки чужих шагов, шепот, стук. Она несколько раз останавливалась, но звуки не исчезали. Может быть, просто шумело в голове? «Что там говорил Брендон? Это просто сон. Что во сне может случиться? Даже если меня растопчет фоморский отряд, я проснусь в зале испытаний».

Эта мысль немного примирила девушку с наползающим страхом, и она зашагала вперед быстрее. Темнота здесь не была полной. Кое-где попадались небольшие светящиеся пластины, похожие на внутреннюю сторону ракушки.

Она не знала сейчас, что чувствовал и думал Брендон. Просто доверяла ему.

Брендон же в тот момент, когда Эшлин запела, вдруг почувствовал, как сон выскальзывает из его рук, извивается, будто сознание подхватывает мощным потоком, с которым невозможно справиться. Только что ты управлял кораблем, и вот уже болтаешься на волнах, норовя захлебнуться. Дети через это чувство учатся плавать, но их поддерживают под водой руки старшего. Брендон же сам должен был быть старшим сейчас. И не мог.

Он почувствовал, что в глазах темнеет, руки теряют ловкость, а ноги – опору. Легкая дурнота сменилась растущим онемением в теле, которое постепенно начинало воспринимать уже совершенно иной мир сна. Брендону было знакомо это чувство – его он помнил со своего собственного испытания много лет назад, ведь именно первая встреча со своей силой, со своей магией намертво впечатывается в память. Он не любил ее вспоминать, но не мог забыть.

Теперь он, как и тогда, осознал себя не на ложе испытания, а в большом каменном зале. Только если в прошлый раз он его явственно видел, то в этот раз мог только догадываться – по особому звучанию пространства, сырому холоду, ощущению выщербленных камней, больно впивающихся в колени. Он не видел ничего, но пока и не думал паниковать, полагаясь на свой опыт в мире сновидений, а через полминуты примерно понял, что лицо его закрыто грубой тканью, а руки – что было еще менее ожидаемо и еще менее приятно – связаны за спиной.

Справа со спины приблизились шаги – странно, мужские, а легкие, словно девичьи, – шеи коснулись колебания воздуха от чужого тяжелого и пышного одеяния, и чья-то рука сдернула с его головы холщовый мешок. Взгляд Брендона с размаху натолкнулся на белое как мел лицо погибшего – а во сне живого – Финнавара Дойла с полными застывшего ужаса глазами. Он так же стоял на коленях на другой стороне круга из каменных блоков, выложенного на полу темного зала. А рядом взгляд поневоле цеплял какие-то мешки, валявшиеся в беспорядке на полу.

И только когда Брендон с усилием отвел глаза от лица друга, живого и мертвого, и всмотрелся, то увидел рядом с одним из мешков руку, краешек сандалии. И понял. Эти бесформенные мешки были человеческими телами, мертвыми людьми в простых серых рясах, похожих на монашеские.

За спиной звенел голос, кто-то произносил нараспев слова, так сильно их растягивая, что смысл улавливался с трудом. Голос казался знакомым и незнакомым одновременно. Что-то про огонь, путь из ольхи, тропу среди камней и сердце миров. Финнавар смотрел перед собой, как завороженный, а потом что-то вспыхнуло, и он с резким коротким криком упал на камни. Из груди его вырвалась маленькая белая сфера и поплыла по воздуху к стене, где в нише светился сам по себе серебряный ключ размером в пол-ладони. Ключ будто впитал эту сферу и засиял еще ярче.

Голос за спиной Брендона продолжил в той же напевной манере, чуть более довольный, чем раньше. Только теперь каждое слово отзывалось внутри дрожью и болью, будто это были не слова, а иглы, что медленно входят в тело. Не пошевелиться. Не повернуть голову.

И вдруг ключ в стене начал раскачиваться, как маятник.