Невеста из Холмов

– Это я пытаюсь понять, зачем Финн упоминал в своих записях на огаме ольху.

– Не знаю, что думают об этом люди, но ольха, ферн – это путь между мирами. Поэтому о тех, кто ушел к людям, у нас говорят, что он ушел по ольховой тропе. Ты сам по ней шел. Во сне.

Она села на деревянный стул напротив, достала из узелка пирожок и откусила половину. Запахло мясом и тимьяном. И тут Брендона будто подбросило – нет, не от голода. Просто осколки мыслей сложились в логичную, хоть и невероятную картину.

– Если так, то весь Университет может быть в опасности! – Он встал из-за стола, подхватил бумагу, на которой рисовал, и, меря шагами комнату, принялся скручивать ее в трубочку.

Эшлин смотрела на него тревожно.

– Скажи мне, ты ведь не видишь то, чего нет? Магистр Доэрти говорил, что наш сон может спутывать разум еще пару дней.

– Вот ведь старый тигль! – нахмурился Брендон, сжимая свернутую бумагу в руке, будто нож. – Того гляди, распустит слух, что я схожу с ума. Но нет. Просто я, кажется, понял, что ректор Галлахер говорит правду.

Эшлин закусила губу, рука ее с недоеденным пирожком застыла на полпути ко рту.

– Финн говорил всем, что собирался путешествовать по реке памяти вспять, – продолжил Брендон, указывая бумагой куда-то Эшлин в солнечное сплетение. – Возможно, вместо этого он понял, как путешествовать в пространстве. Создал еще один ход в другой мир. И оттуда появился ши, который убил Финна, сбежал и теперь бродит где-то в окрестностях Университета.

– Глупость какая! Такого просто не может быть! – резко отозвалась Эшлин.

– Почему? – Брендона обидела ее горячность. Впрочем, чего еще ждать от столь самоуверенной юной особы.

– Потому что я бы почувствовала! Но здесь, кроме меня, нет ши! – два последних слова зазвенели так громко, что отразились эхом от каменных стен. Неужели ей так важно быть единственной, что она готова отрицать очевидное?

– Ты уверена, что в нашем мире чувствуешь так же хорошо, как в своем?

Эшлин встрепенулась, как мокрый воробей. От нее пахнуло тревогой и спешкой, будто ей хотелось немедленно и любой ценой закончить этот разговор.

– Когда ты уже устанешь во мне сомневаться?!

Ее тон был возмутительно груб и для девушки, и для ученицы. Брендон холодно, как общался с зарвавшимися студентами, процедил:

– Не забывай, что говоришь со своим учителем.

Она вскочила, оказавшись совсем рядом, так, что уперлась раскрытой ладонью в грудь магистру. Никакого представления о приличиях…

– Не забываю ни на миг, что говорю с человеком, который видел в жизни одну ши и теперь уверен, что знает о них все!

Неизвестно, к чему привел бы этот разговор, если бы в дверь не постучали. Разъяренный перепалкой Брендон так произнес «войдите», что визитер несколько мгновений медлил, прежде чем отважился показаться. Это был комендант со списком дел в половину его роста. Он поклонился в пояс и, не разгибаясь, зачастил:

– Нижайше прошу простить, что потревожил вас, магистр Бирн, но обстоятельства сложились так, что великий магистр Галлахер отправился в столицу со срочным прошением Его величеству. И по его решению все дела, которые надлежало в преддверии праздника завершить ему, должны быть завершены вами. До его возвращения обязанности ректора переданы вам, магистр, и я взываю о помощи в весьма деликатном вопросе.

Комендант изогнул шею, так чтобы выразительно покоситься на Эшлин, намекая, что не стоит говорить дальше при студентке.

– Эшлин, дочь Каллена, я предлагаю закончить наш разговор позже, – произнес Брендон. К счастью, Эшлин не ответила дерзостью при постороннем, а молча склонила голову в согласии и вылетела из комнаты. Злость и печаль уступали в глубине души магистра место опасливому отчаянию. Как-то не так он представлял себе праздник Осеннего Равноденствия.

Только дел ректора ему не хватало. Этак придется пересчитывать сливки для праздничного Длинного Пирога и слушать сетования, что лучшая льняная скатерть для длинного стола вытерлась.

Комендант дождался, пока Эшлин выйдет из комнаты, и продолжил:

– Господин магистр, студенты этой ночью опустошили бутыль сливовой настойки-двухлетки. Это хозяйка «Лосося» сказала. А потом поняли, что ночь полна волшебства и надо сделать что-то, что внесет их в анналы истории. Они взяли с собой половину белого хлеба и громко смеялись, обещая, что завтра в Университете будет… эмм… – он замялся на мгновение, вспоминая, – иппократия.

– Что? – Брендон спрятал лист со своими размышлениями об убийстве в шкатулку на столе и нахмурился. – Они решили ввести коня в ректорский кабинет?

По его мнению, знаменитая сливовая настойка-двухлетка из «Лосося» могла быть орудием убийства сама по себе.

– Нет, они решили, что стоит поднять коня над Университетом… служанка, что подавала им, слышала разговор. А теперь, – комендант сделал трагическую паузу, – у нас на крепостной стене лошадь. Что прикажете делать? Вниз идти отказывается.

– Чья лошадь? – Брендон медленно входил в роль того, у кого есть ответы на все вопросы. Только часть этих ответов звучала как «да ши его знает!». Впрочем, он надеялся, что хотя бы в этот раз обошлось без нее.