Невеста из Холмов

Слушая ее голос, Брадан сильнее прижимался щекой к ее виску. Когда он заговорил, его голос был тихим, но полным странной силы, будто он чуть нараспев произносил заклинание.

– Я хочу держать твое сердце так… вечность.

Казалось, Эшлин в тот день разучилась дышать – так часто воздух замирал в груди, и голова от этого шла кругом. Прежде чем ее накрыло осознанием, почему именно эти слова звучат дольше, чем Брадан их произносит, и остаются рядом, как иней на траве в вечер Самайна. Это и правда заклинание. Она сначала продолжила слова, лишь потом осознав до конца, что сделала.

– Пока горит огонь, льется вода, дует ветер и хранит твердость камень?

– И пока глаза мои видят звезды, – закончил он, глядя ей в глаза и улыбаясь, как будто только что вспомнил строчку давно слышанной где-то и забытой песни. Значит, они клялись так же.

Эшлин растерялась. Это было слишком неожиданно. Обычно эту клятву произносили торжественно, перед родителями и старейшинами в торжественно украшенном саду после заката с сотнями зажженных огней. Но кто знает, как это у людей?

И разве что-то шло неправильно?
Горящий огонь у них был.
И звездное небо.
И ветер в кронах деревьев.
И вода под обрывом.

Огонь, небо и ветер точно видели и слышали и не такое.

– До тех пор сердце Эшлин из рода Ежевики будет принадлежать тебе, а твое ей.

По лицу Брадана снова пробежала тень растерянности – как будто он не ожидал ее последних слов. И это было странно – ведь слова клятвы не менялись веками.

Но уже через мгновение Брадан, словно очнувшись, снова притянул ее к себе и осторожно поцеловал в губы. Эшлин ответила. Почему прикосновение к губам отзывалось во всем теле? Почему хотелось прижаться к Брадану так, чтобы граница между ними стерлась, как превращаются в одно цветы, перемешанные в паттеране?

Когда она наконец вдохнула, то прошептала, стараясь скрыть смущение:

– Мы точно запомнимся звездам. Не помню ни в историях, ни в сказках, чтобы кто-то делал это так быстро.

Брадан отстранился с виноватым видом.

– Я не должен был тебя целовать, пока… – кажется, его мысли в голове столкнулись, и он запнулся. Но он продолжал обнимать ее так, как будто она могла ускользнуть. – Эшлин, мне нужно вернуться и принести то, зачем я пришел сюда. Учитель меня ждет, а Луна не может замереть на небе, как бы я этого ни хотел.

– Почему не должен? Разве клятву дают не затем, чтобы больше не думать, когда хочется стать ближе? Я не хочу, чтобы ты уходил. Даже просто за дверь.

– Клятву? – Он непонимающе нахмурился, но потом уверенно кивнул: – Я клянусь, что вернусь к тебе, что бы ни случилось, по ту сторону мира или по эту! И тогда я снова буду держать тебя за руки и не отпущу до конца времен.

Нежно и пристально разглядывая ее раскрасневшееся от пламени костра лицо, Брадан снова попытался убрать непослушные медные пряди.

– Погоди, – он отпустил ее на мгновение, чтобы достать из холщовой сумки затейливо украшенную медную фибулу. Хоть она и служила иным целям и создавалась совсем для другого, но сейчас он легким движением руки подхватил ею мягкие кудри Эшлин, закрепляя на затылке. Только небольшой непослушный локон пушился у виска.

Она провела ладонью по неожиданной заколке, ощущая металл и камень под пальцами. Тогда еще подумала, насколько душа у человека странная, совсем не похожа на Кристалл, надо будет рассмотреть, из чего она состоит. Ведь по изображению души можно разгадать многое. Хитрый. Не дал разглядеть. Впрочем, после клятвы у них будет много времени на то, чтобы разгадывать символы.

Эшлин зажмурилась. Ей стало страшно. Будто она шла на цыпочках над пропастью и знала, что теперь только в руках Брадана ее жизнь, и он, если что, поймает – или нет. Но не останавливаться же сейчас. После клятвы под небом и перед огнем. Клятвы, разнесенной ветром по двум мирам – миру ши и миру людей.

Она медленно сняла с шеи Кристалл в оправе из листьев ежевики и повесила Брадану на шею. Кристалл на мгновение засветился, и в нем отразилось напряженное лицо хозяйки. А может быть, это был просто отблеск костра. Она не знала, как это должно быть – ей не приходилось до того отдавать душу Хранителю. Хранитель ведь чаще всего один на всю жизнь. Бывало, конечно, что вдовы героев выходили замуж, что женились вдовцы – но обычно это было иное, они создавали союзы с друзьями детства. Не бьющиеся в груди саламандры – ровное и ласковое горение домашнего очага.

– Моя душа теперь всегда с тобой… – прошептала она. Ей очень хотелось сказать «не разбей», но это звучало по-детски и глупо. Поэтому просто молча смотрела и почувствовала, как по лицу катятся слезы.

Интересно, а мама плакала, обмениваясь Кристаллами с отцом? Нет, наверно. Вот отец мог бы – от радости и волнения. Ши не считали проявления чувств недостойными. Это мама любила умеренность во всем.