Невеста из Оксфорда

Кажется, этот внезапный поцелуй ошеломил и самого Уильяма. Он мягко отстраняется, заглядывая мне в лицо и словно боясь, что увидит в нем осуждение. Но я широко улыбаюсь:

– Я так рада тебя видеть!

Уильям тоже улыбается в ответ, а затем подхватывает меня на руки и с нежностью шепчет:

– Моя маленькая Джейн.

Он несет меня к кровати, и сердце замирает при мысли, что последует за этим. Мы ведь одни в гостиничном номере, мы жених и невеста, и никто нам не помешает. Но почему-то внутри все испуганно сжимается, и, когда Уильям кладет меня на постель, я леденею от страха.

Я не готова! Не сейчас! Я уже хочу выпалить это Уильяму в лицо, когда он заботливо накрывает меня одеялом, а сам отступает от кровати. И мне даже стыдно становится за свои мысли. Уильям – джентльмен и никогда не позволит себе лишнего. Даже наедине с невестой в номере отеля. Наверное, наш первый раз должен случиться после свадьбы, в его родовом поместье, на старинной кровати, которая помнит еще его предков. Надеюсь, по старинному обычаю простыню с нашего брачного ложа не станут вывешивать прилюдно с балкона особняка? Ведь красного пятна на ней не будет, я не девственница. С моих губ слетает нервный смешок. К счастью, его заглушает стук в дверь – принесли ужин.

Уильям выходит и возвращается с молодым официантом, который вкатывает в спальню тележку с едой, накрытой сверкающими железными полусферами. На меня официант бросает любопытный взгляд и, сняв крышки и пожелав приятного аппетита, удаляется.

По комнате мгновенно распространяется аромат еды, и я сбрасываю одеяло, подползаю к краю кровати и свешиваю ноги. Оглядываю огромные белые тарелки на тележке – в одной стейк с картофельным пюре и овощами, в другой – паста карбонара. Возвращается Уильям и предлагает мне выбрать любое. Я отказываюсь от мяса в его пользу и беру макароны.

Уильям приносит журнальный столик от окна, ставит на него свою тарелку, подвигает кресло. А я продолжаю сидеть на кровати, ставлю блюдо себе на колени и ем прямо так. Для макарон мне достаточно и одной вилки, заморачиваться еще и с ложкой мне неохота – мы же не в ресторане. А вот Уильям церемонно разрезает стейк ножом и вилкой – такими маленькими кусочками, словно сдает экзамен по этикету.

– Я никому не скажу, – хихикаю я, наматывая на вилку спагетти.

– Что? – Уильям непонимающе смотрит на меня.

Я хочу сказать, что не скажу, если его кусочки будут недостаточно мелко порезанными и даже, если он станет есть мясо руками, никому его не выдам. Но умолкаю под его серьезным взглядом. Это не я должна учить Уильяма плохим манерам. Предполагается, что это я должна выучить хорошие! Как только я задумываюсь об этом, спагетти сваливаются с вилки, и я долго кручу ей, пытаясь намотать их аккуратным слоем, но у меня никак не получается – они, как заколдованные, разбегаются обратно в тарелку.

– Не любишь пасту? – спрашивает Уильям, наблюдая за тем, как я ковыряюсь в тарелке.

Люблю. И вообще-то я очень голодная! В другой ситуации я бы уже давно наворачивала спагетти, приблизив тарелку поближе ко рту и наплевав на то, насколько изящно это выглядит со стороны. А сейчас снова начинаю орудовать вилкой по правилам этикета, чтобы мой английский жених во мне не разочаровался. Сейчас я почти ненавижу Уильяма за то, что он заказал спагетти! Как будто нарочно, чтобы меня подловить!

– Я люблю пельмени, – бурчу я, отвечая на его вопрос.

Приходится объяснить, потому что Уильям пельмени в жизни не ел и сейчас с удивлением слушает меня:

– Ну, это вроде маленьких пирожков с мясом, только их варят.

У бедняги Уильяма едва глаза на лоб не лезут, когда он пытается это представить, и я, подавив улыбку, машу рукой:

– Забудь!

Кое-как я справляюсь с пастой, а Уильям допиливает свое жаркое. И мы приступаем к десерту – традиционному пудингу с чаем. На этот раз я слежу за тем, чтобы заварки было немного, и разбавляю водой под удивленным взглядом Уильяма. А он себе в чай добавляет молоко из молочника. Настоящий англичанин! Я смотрю на то, как он подносит чашку ко рту, и думаю: а смогу ли я когда-то стать такой, как он? Уильям ловит мой взгляд и улыбается. От его улыбки теплеет на душе, и меня озаряет: а может, он полюбил меня потому, что я не такая, как его знакомые англичанки? Хотела бы я знать, что он во мне нашел. Но спросить я так и не решаюсь.

Мы молча пьем чай, доедаем пудинг. А затем Уильям ставит пустую посуду на тележку и выкатывает в коридор, чтобы ее потом забрали.

Когда он возвращается в комнату, я уже лежу на кровати под одеялом, укрывшись до самых плеч. После сытного ужина глаза слипаются, но остался нерешенным один вопрос: где будет спать Уильям?

– Тушу свет? – спрашивает он.

Я киваю, и Уильям подходит к кровати. Щелк! И спальня погружается в темноту. Я жду, что Уильям сядет на кровать, но он отступает к окну, переставляет туда кресло и садится в него.

– Отдыхай, Дженни.

Несколько минут я лежу под одеялом, боясь шелохнуться. Уснуть тоже не могу. Представляю, как Уильям горбится в кресле и жалею его.

– Уилл, – тихо зову я.

– Что, Дженни? – Он вскидывает голову с кресла.

– Иди ко мне.