Это признание привело француза в восторг. И он сразу забыл об их существовании, направив всё своё внимание на Игоря. Даня разрывался между ним и Адой. Гуля с удовольствием расслабилась… Они снова все вместе, как в Москве. А значит, ничего плохого уже не произойдет!
Даня взял Аду за руку и повёл показывать квартиру. Она была маленькая, но двухэтажная. Вернее, высота потолка, не менее пяти метров, позволила сделать навес, на котором располагались спальня и маленький кабинет. Там-то они и уединились. Ада прижалась к Дане и взахлёб принялась рассказывать о своих злоключениях в Париже. Он гладил её по голове и остро чувствовал родную душу.
— Ты только не уезжай никуда, — умоляла Ада — я сдохну. Юлий Юрьевич редкая сволочь, но при нём я не боялась за себя, а теперь совсем одна.
— Жалеешь?
— Нет! Убивать не моё призвание. Пусть террориста, пусть гада. Но это страшно… Кто я такая, чтобы лишать человека жизни?
— Я читал о смерти шейха Рашида Аль Мансура. Кто бы мог подумать? Все новостные порталы писали об этом. Невероятно, Адка, ты же герой!
— Глупости — хлюпнула носом.
— Нет-нет… — Даня оторвал её голову от своей груди и посмотрел в заплаканные глаза — ты хоть понимаешь, что ты сделала? Он же считался главным спонсором террористов! А ты его, раз, и ликвиднула!
— Убила!..
— Сколько уберегла жизней ни в чем не повинных людей! Здорово! Гордиться должна!
— И ты не понимаешь… — печально вздохнула Ада.
Глава двадцать шестая
Гости разъехались за полночь. Вечеринка на яхте оказалась довольно скучной. Все прогуливались возле столиков с закуской и напитками и болтали ни о чем.
Естественно, Лидос стала украшением вечера, главным его магнитом. Мужчины, в основном бизнесмены и чиновники, много расспрашивали её о России, бесцеремонно скользили взглядам по ее обнаженным плечам, глубокому декольте и голым манящим подмышкам, когда она поднимала руки, чтобы откинуть назад вьющиеся золотистые локоны.
Дамы, их спутницы, смущенные, интеллектуальные, живенькие, но без макияжа, досаждали вопросами об ассортименте московских бутиков и о последних художественных выставках. Пили много. Особенно набрался Винсент. В его взоре, устремленном на Лидос, было что-то обреченное. Чем дольше длился вечер, тем больше он сомневался в том, что она окажется в его постели.
На фоне всего этого Соломон в своем инвалидном кресле восседал аристократом, позволявшим простолюдинам общаться с собой. Хотя все они, не стесняясь, язвили и забрасывали его довольно фривольными шутками. С царским величием он позволял это делать. Лидос старалась быть поближе к нему.
— Вы не откажете мне в удовольствии предоставить вам ночлег в моей спальне? — спросил он вполголоса.
— А как же Винсент? — столь же интимно ответила она.
— Кажется, свою роль профессор уже сыграл? — многозначительно улыбнулся Соломон.
— Только еще не знает об этом — в тон ему рассмеялась Лидос.
Впрочем, Винсент Барбьер и не собирался конкурировать с приятелем. Он знал, что своего все равно дождётся. Леви никогда не затягивал романы дольше, чем на месяц. Они ему слишком дорого стоили. Поэтому профессор, выпив еще бокал вина, отправился спать в отведённую каюту.
Глава двадцать седьмая
Всю ночь арендованная студия в квартале Маре жила обнаженными эмоциями. Внизу раздавались стоны Игоря и дикий рык Анри, а в спальне под потоком причитания Ады. Она лежала в обнимку с Даней. Рядом посапывала Гуля.
Даню ужасало происходящее внизу. Впервые Игорь вступил в интимные отношения с другим партнером в его присутствии. Это больно ранило. Он мог бы оставить Аду и присоединиться к ним. Но пришлось бы наплевать на свои чувства, а они для Дани были важнее, чем секс. Природа уготовила ему роль страдающего однолюба. Видеть Игоря в объятиях Анри стало бы непосильным испытанием. А уж отдаться самому этому красавцу-негру казалось чем-то запредельным.
Поэтому на тактичный вопрос Ады:
— Не хочешь присоединиться к ним?
Он жестко ответил:
— Нет. Для меня секс неотделим от любви. Отдаваться без любви, значит подвергаться насилию…
— А что делать мне? — слизывая слёзы с губ, прошептала Ада.
Даня прижал её к себе. Они чувствовали себя двумя половинками одного большого несчастья.
— Когда-нибудь ты полюбишь, и всё образуется — заверил он.
— Но я люблю тебя…
— Любовь без секса — это религия. Я такого недостоин.
Под утро они всё же уснули.
А когда весеннее солнце начало припекать, в дверь позвонили. На пороге стоял Юлий Юрьевич.
Глава двадцать восьмая
Лидос вошла в спальню Соломона, когда он уже переместился из кресла на кровать. Лежал в костюме и туфлях поверх покрывала.
Она подошла к мини бару, налила себе виски и предпочла опуститься на овальный диван. Закинула ногу на ногу, давая понять, что не готова по первому зову кинуться в койку.
Соломон, сделав левой рукой несколько движений, словно собирался дирижировать оркестром, мягко объяснил:
— Обычно всё заканчивается банальным торгом. Но в вашем случае, мадам, полагаю, будут озвучены какие-то более изощрённые условия.
— Думаете?