Невеста княжича (СИ)

Владислава помнила брошенный сруб у тихой заводи. Там ещё баня, в ней-то часто в отрочестве с подружками собирались, чтобы погадать на зелёные святки да в русалии дни, а как тати-веренеги полезли на Саркилские земли, так и ход туда накрепко позабыли.

— Будевой не знал, что понесла я, о том я не сказала ему, но меня с собой звал, в жёны хотел взять… Полюбилась я ему сильно… — матушка помолчала. — Я не пошла. Навела разлучницу, он меня и забыл. А я здесь осталась. А потом родилась ты, — погладила она по так и не заплетённым волосам Влады.

Владислава удивилась.

— Что же ты, не любила его? — посмотрела она на мать заплаканными глазами.

Матушка обратила на дочь затуманенные глаза, в которых читалась печаль глубокая.

— Обавница никогда не понесёт от нелюбимого мужчины, — сказала она севшим голосом. — Какой ей прок от этого? Родить несчастное дитя и обречь на судьбу тяжёлую? Всяк знает, кто рождён не в любви, счастья в жизни не имеет. Путаны будут дорожки его, да туманны помыслы. Не будет знать покоя и своего места дитя, рождённое не в любви.

— Почему же тогда не пошла с князем? — называть его отцом Влада не решалась.

Матушка помолчала, а потом сказала:

— Ежели я была бы кровей знатных, то пошла бы. А так просто испугалась. Страшно было, как и тебе сейчас, но я-то одна была, и благословение мне на узы эти никто не мог дать. Испугалась княжеской знати Саркила. Как бы встретили они лесную гостью? Вдвойне было страшно, когда я носила тебя под сердцем. Вот и осталась в остроге, в глуши лесной. Но ты — другое дело, ты рядом с отцом будешь, не забывай об этом, — сказала назидательно Омелица. — Благословение даю тебе своё. Поезжай, так лучше будет. Когда рядом веренеги грабят и жгут остроги, тебе хорошо под защитой быть, девице молодой, и мне спокойнее. Увидишь город стольный. Поживёшь жизнью другой.

Омелица выпустила Владу, взяла ленту шёлковую, расправила. Перекинув косу Влады через плечо, принялась неспешно вплетать. Руки матушки как у девицы молодой, а всё потому, что трудилась матушка мало, всё больных выхаживала, а потому всегда в чистоте да с нежной кожей. Целительница из матушки сильная. Ходили к ней за помощью не только соседи, но и чужаки с дальних деревень и селений. За исцеление же благодарили её кто мешком муки, кто телегой сена, кто ягнёнка приведёт, иные, кто побогаче — купцы али воеводы — драгоценными украшениями, да тканями дорогими одаривали. На длинных, тонких пальцах матушки поблёскивали серебряные кольца с символами различными, узорами чудными зверей неведомых, выточенные кудесником умелым. Но то не в знак благодарности подарены, а в знак любви. Влада могла с лёгким сердцем покинуть матушку, ибо та жила сыто и в достатке. Да и в мужской заботе и силе не обделена. Есть у неё вдовец, кузнец Огнедар с соседней деревеньки. Подарки его сродни этих серебряных колец и носила матушка, а если носит, значит, люб ей кузнец.

— А сейчас не любишь Будевоя? — спросила вдруг Влада разочарованно и прикусила язык. Не хотела она задавать таких вопросов, но от чего-то вдруг важно ей стало знать это.

— Люб, но это уже другая любовь, тебе пока не понять её, молода да зелена ещё, — улыбнулась матушка.

Влада не стала больше говорить об этом, всё одно, хотела она полюбить да на всю жизнь. Но теперь неизвестность ждёт её.

— Как князь узнал обо мне? — спросила Влада, уходя от тягостных мыслей.

— Так мало на земле нашей прорицателей да ведунов? От них не скроешь родничка золотого. А ты вон у меня какая сильная да красивая, тебя разве укроешь? Пошла ты силой своей в меня, да в бабку свою, и рада я этому. А на чужих землях ты дар свой береги, никому не показывай, да не сказывай, что обавница. Скажешь — делить тебя станут… Нынче обавницы — это редкость. А для мужа большая удача получить в жёны такую деву.

— Поехали со мной, матушка! — взмолилась Влада, когда заплетённая коса упала на грудь.

Омелица занемела.

— Нет, Владислава, — сказала она, сведя брови, посерьёзнев. — Не знаешь ты, о чём просишь. Как же я поеду? У Будевоя княгиня и дочери три взрослые. Зачем мне беду кликать на тебя и Князя? Нет, здесь я останусь. Здесь моё место. Об этом меня даже не проси.

— Ох, попросила я Макошь, а она раз — и вот так со мной поступила…

— О чём ты? — не поняла Омелица.

Владислава обратила задумчивый взгляд на мать.

— Хотела я любви сильной. Да видно не судьба мне…

Матушка засмеялась, легонько дёрнула за тугую косу.

— Рано на богиню сетуешь. Ты же не видела ещё княжича. Говорят, хороший он. Отцу Святославу помощник — и в боях с ним, и в походах. Народ за ними, как за стеной каменной. Да и мужественностью, и красотой не обижен.

— То слухи, чтобы врагов устрашить да девок-невест привлечь, — наморщилась Владислава. — А сам, наверное, от горшка два вершка, кудлатый и в веснушках весь.

Матушка опять засмеялась, да так заливисто, что Владислава невольно сама стала улыбаться, и тревоги все её исчезли в раз куда-то, будто и не было их вовсе.