Наверное, так себя чувствует человек, который после долгой, обреченной на инвалидное кресло жизни, вдруг чувствует покалывание в пятках. Это так неожиданно, что хочется отмотать время вспять и включить на повтор, чтобы не потерять ни одного слова, не упустить даже секунды. Потому что этот момент - он куда более невероятный, чем все фокусы мира вместе взятые.
— Абсолютно. Срок маленький, но ребенок есть.
Я реву в три ручья и быстро, путаясь в ногах, выхожу в коридор. Доктор что-то кричит вслед, но никакая сила не удержит меня на месте.
Ма’ну в соседней смотровой: сидит на кушетке топлес и даже не морщится, когда медсестра дезинфицирует рану на щеке. И при этом паршивка даже не скрывает, что чуть не облизывает его глазами.
Я больная ревнивая женщина. Но было бы что потяжелее в руках - уже бы огрела девицу по… по чему придется.
— Что такое? - ловит мой взгляд Ма’ну, отбрасывает руку девчонки и встает мне навстречу. Судя по всему, с его ребрами все в порядке. - Аврора, ты бледная. Что случилось? Не пугай меня, бабочка.
Не думала, что сказать: «У нас будет ребенок» - так сложно. Получилось только с третьей попытки. И я снова реву, потому что мой поломанный, но не сломленный псих заливается румянцем. Становится буквально красным, как рак. Прикусывает нижнюю губу, собирает слова, но не слишком успешно.
— Мы не планировали, - сбивчиво говорю я. - Была уверена, что у меня никогда не будет…
— Помолчи, Аврора, - просит Ма’ну.
Всего два шага - и он уже рядом. Забрасывает мои слабые руки себе на шею, приподнимает за талию, и я оплетаю его ногами. Мой сумасшедший крепкий, как дьявол, держит меня, словно невесомое перышко.
— По-моему, мы будем больными родителями, - выдает на удивление серьезно.
— Самыми чумовыми на свете, - так же деловито соглашаюсь я. - Рожу тебе гусеницу, мой ненормальный.
У жизни на все есть план. И на нас с Ма’ну тоже, хоть мне немного неприятно думать о нашей маленькой семье в таком ключе. И все же, когда мой сумасшедший лунник протягивает ко мне руки, обнимая так нежно, что сердце щемит, я мысленно прошу прощения у судьбы за миллионы укоров, которые посылала ей на голову. Я-то была уверена, что Ма’ну - мое проклятие, воплощенное и неуничтожаемое.
— Я никогда не дам вас в обиду, - говорит Ма’ну глухо.
— Мы знаем, - отвечаю, легонько целуя его в пластырь на щеке.
Пожилая медсестра качает головой и, задернув шторку, выходит из смотровой. А мы так, сплетаясь руками и душами, садимся на кушетку. В пахнущей медицинскими препаратами тишине слышен лишь тихий шепот невысказанных слов. Мы друг для друга - больше чем родственные души. Мы - сильнее неразрушимого. Мы крепче всего, что создано богами.
— Поехали домой, бабочка, - наконец, говорит Ма’ну.
Потихоньку отодвигает меня, поднимается и поднимает на руки. Ничего не могу поделать - весело хихикаю.
— Что? - не понимает он и озадачено хмурится.
— Привыкла, что ты меня все время на руках носишь, - улыбаюсь в ответ.
— Ну знаешь, самая ценная ноша в моей жизни, - чуть-чуть оттаивает он. Вижу, что тяжелые мысли все еще топятся в его голове, и даже приятные новости не в силах развеять тучи грусти, но это посильная задача. Главное, не опускать рук. - Аврора, я хочу вернуться на поле.
Это многое означает. В первую очередь - его желание жить дальше. Выйти из тени и снова заявить о себе. Встряхнуть спортивный Олимп новостями о возвращении Красного ворона - нападающего, который так ни разу не упустил мяч, и не потерял ни одной выигрышной подачи.
И боюсь, на этот раз Ма’ну не собирается спрашивать моего мнения. Он просто ставит меня перед фактом. Чтобы не дала ему минувшая ночь и встреча с Шэ’аром - все это полностью переменило моего лунника.
Я даже не перечу, когда Ма’ну на руках выносит меня на улицу и осторожно усаживает на заднее сиденье. Точнее, я там лежу, подложив под голову мягкую игрушку в виде улитки. Даже не представляю, откуда она взялась, но сейчас очень кстати.
Когда возвращаемся в «Атлас» Ма’ну предлагает не заходить в дом. Поднимается в комнату, чтобы вернуться уже с пледом, укутывает мои плечи, и мы садимся прямо на ступени. Кладу голову ему на плечо, мысленно представляя, как круто изменится наша жизнь в самое ближайшее время. И дело не только в детях.
— Я должен кое-что рассказать тебе, бабочка, - говорит мой лунник.
И я слушаю его исповедь длиною в целую жизнь: беззвучно плачу и иногда улыбаюсь, и снова плачу, вместе с ним, кусочек за кусочком, склеивая картину прошлого. Мне больно из-за того, что стала невольным катализатором его горя, но Ма’ну проскальзывает по этой части воспоминаний пунктиром, стараясь не задеть мои чувства.
Я так мало помню о прошлом. О том, что случилось, потому что психика маленькой девочки оказалась неспособна принять тот факт, что мальчишка, в которого она была влюблена, умер. Просто взял - и исчез. Если бы не Марго - не знаю, что бы со мной было. Марго - и чудесные маленькие таблетки. Забвение, изобретенное фармакологией.