Невеста Крылатого Змея (СИ)

Сидят чудовища кругом:
Один в рогах с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полужуравль и полукот.
Еще страшней, еще чуднее:
Вот рак верхом на пауке,
Вот череп на гусиной шее
Вертится в красном колпаке,
Вот мельница вприсядку пляшет
И крыльями трещит и машет…

И все это пестрое, мохнатое, крылатое, рогатое сборище на Леду уставилось с чувством полнейшего превосходства. Хоть стой, хоть падай, а бежать некуда, попалась птичка, только, что и осталось сил на последнюю песенку:

— Али вы здесь все оглохли, ребята? Есть кто с умом и слухом, к Хозяину я пришла. Для разговора!

Расступилась толпа уродцев, выпустила вперед корявого горбатого старичка, обросшего не то мхом, не то склизкой зеленой тиной.

— Тихо, ты! Будет верещать-то, чай не на базаре стоишь! А явилась сама, так поклонись, как положено, да подарки покажь, а мы поглядим да покумекаем, на что можешь нам здесь сгодиться.

Ну, хоть какие-то здравые речи в этом балагане ряженых. Леда между тем себя за язык кусала, придумывала, что же сейчас за подарки выдать. А потом поклонилась в пояс и с растяжкой произнесла:

— Пришла я из Гнездовья, где правит Змей, а принесла дары самолучшие: мир да любовь, на всю вашу нечистую братию хватит, а кому мало покажется, вот есть у меня еще одолень-трава заговоренная, кого первого одарить ею?

Леда сняла с шеи мешочек и встряхнула, держа в вытянутой руке. Ох, что тут началось! Откатилась нечисть назад на восемь шагов, залопотала обижено, один лишь кривобокий старичок-говорун не дрогнул, только крепче оперся о свою замшелую клюку да прошамкал запавшим ртом:

— Хитра, девка, ой, хитра! Не с пустыми руками явилась, видим, видим… Только ты этот подарочек дальше спрячь, нам он и вовсе не надобен. А, ежели говоришь, дело к Хозяину есть, так я сам готов тебя проводить. Ступай-ка за мной, милая, сейчас оно самое время, как раз к пиру мертвяцкому и успеем. А чтобы вдосталь ты оценила наше веселье, проведу я тебя дорожкой кривенькой, через погост и запруду. Авось на всю жизнь закаешься в наши места забредать.

Тут старичок развернулся с деревянным скрипом и направился вперед, а Леда, надев мешочек со своим оберегом обратно на шею, последовала за ним. Да, знала бы еще куда… А уж когда, поняла, да разглядела, что за «фонарь» с берега светил, так не сдержала изумленного возгласа. Висел на шесте человеческий череп, а из его пустых глазниц лилось вокруг матовое желтоватое свечение.

Дальше больше, вернее, чуднее — старик лихо запрыгнул на спину безголового одноного коня и поддел череп своей клюкой. А после спрыгнул наземь и вручил этот жуткий «факел» испуганной девушке:

— На, вот тебе! Сподручнее по ухабам-то брести, а то как бы самой в яму не угодить, враз тамошние ухватят, даже я не отстою.

Под насмешливый хохот береговой нечисти, собрав воедино всю свою храбрость, Леда взялась за краешек клюки и чуть было не уронила белый мерцающий наголовник. Лесовик своей досады не скрывал:

— Пуще держи-то, дурища безрукая! Если кишка тонка, нечего была в гости являться, мы тебя не звали, кажись!

— Я ради деток малых пришла, их матушка-покойница по ночам тревожит, надобно мне мертвой воды набрать, — жалобно прошептала Леда, изо всех сил стараясь не отстать от своего провожатого.

А он катился по земле словно колобок, даже не оглядываясь на девушку, что еще с трудом несла свой жуткий светильник, стараясь держать его дальше от себя. Хотя, надо признать, путь он освещал хорошо, каждую выбоинку на заросшей тропе было видно, а вот и брошенное колесо от телеги лежит, вот чей-то рваный сапог да кочерга. В спешке уходили люди из деревни, много чего впопыхах побросали.

Заухал далеко в лесу филин и, словно ожидая его зова, скинула Луна красные покрывала, показала умытый бочок да рассыпала во все стороны крупные звезды. Вовсе светло стало на небе от зажженных лучин, а земная тропа привела девушку к заброшенному кладбищу. Только вот недолго стояла вокруг обманчивая тишина, второй раз бухнуло что-то в чаще и заскрежетали высохшие доски, выпуская из себя заржавленные гвозди. Растворилась земля под корявыми старыми вязами, «из тенистых могил и темных погребов вставало Навье».