Лейлис спускалась по узкой винтовой лестнице восточной башни, до площадки оставалось не больше дюжины ступеней, когда она вдруг почувствовала острую боль, как будто ледяные когти вонзились ей в живот. Внутри что-то оборвалось, а в глазах потемнело, Лейлис оперлась рукой о каменную кладку стены, но не удержала равновесия — упала, проехавшись по ступенькам и ударившись бедром и локтем. Боли не было; по всему телу растекался холод, а между ног отчего-то стало очень горячо. Она успела понять, что произошло. А дальше была только темнота.
***
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем ее нашли. Лейлис была без сознания почти все время. Когда она ненадолго пришла в себя, Рейвин был рядом. Наверное, были еще другие люди… В комнате горело много свечей. Почему-то было очень жарко. «Нужно больше света, — приказал чей-то смутно знакомый голос, неприятный и резкий. — Нельзя ждать до утра».
— Где мой ребенок? — спросила Лейлис, пытаясь приподняться на лежанке и трогая свой живот. Она видела лицо мужа рядом, но вокруг все расплывалось, огни перемешивались с темнотой.
— Это «холодная рука», — глухо ответил Рейвин. — Так бывает. Никто не виноват.
Холодная рука? Да, это было похоже на руку с ледяными когтями… Холодная рука вырвала из нее дитя. Лейлис снова откинулась на лежанку. Простыни под ней были мокрыми от пота.
«Еще воды», — снова прозвучал приказ, и Лейлис поняла, что это говорит лекарь. Он раскладывал что-то блестящее на холщовом полотне. Хирургические инструменты. «Это необходимо сделать, если хотите, чтобы ваша жена еще когда-нибудь смогла понести».
Ей приподняли голову и заставили выпить что-то из маленького стеклянного пузырька — всего полглотка, но этого оказалось достаточно, чтобы снова погрузить ее в небытие. «Лучше вам выйти, милорд», — это были последние слова, которые Лейлис различила.
Проснулась она все в той же комнате, но теперь все свечи, кроме одной, были погашены и огонь горел только в камине. Сперва Лейлис показалось, что она одна, но, с трудом сев, она заметила служанку, которая лежала на полу, закутавшись в плащ, и теперь проснулась, потревоженная стонами хозяйки.
— Где мой ребенок? — спросила Лейлис и повторяла этот вопрос снова и снова, не замечая, что говорит на своем родном языке и северянка ее не понимает. Догадавшись, служанка молча указала на что-то возле камина.
Лейлис встала, качнулась и припала на колени, встала опять. Шаткими шагами прошла к камину и присела у корзины с какой-то ветошью. Это были изорванные остатки ее сорочки и нижних юбок, перепачканные черной засохшей кровью. Из-под обрывков ткани выглядывала тоненькая ручка с крошечными пальчиками.
— Нужно это сжечь, госпожа, — тихо проговорила служанка.
— Не смей!
Северянка испуганно отдернула руку от корзины.
«Никто не сожжет моего ребенка. Умерших людей не сжигают. Их хоронят в земле», — Лейлис не могла понять, говорит ли эти слова вслух или нет, но это было неважно. Она завернула то, что было ее сыном, в обрывки сорочки и прижала к груди. Крошечное мертвое существо, не больше котенка, его можно было легко удержать на ладони, но как же оно было похоже на человека! Невозможно маленькие ручки и ножки, которые совсем недавно двигались, кукольное личико с так и не раскрывшимися глазками… Лейлис понимала, что теперь он мертв, но совсем недавно был живым, ведь она чувствовала его жизнь внутри себя.
Было темно. Темно, потому что уже наступила ночь. В коридорах было темно и пусто. Лейлис не помнила, как выбралась из замка. Она не сознавала в полной мере, где она и что делает. Единственная мысль, пробивающая сквозь гул в ушах, обрывки воспоминаний и кошмарные видения, — ребенок должен быть похоронен в земле.