И замолчала, прислушиваясь к тому, что творилось у нее в сознании.
Я тоже попытался разобраться в том, что происходит со мной. Отупляющая хмарь чем-то напоминала послеобеденную истому, но мое сознание в своем плену удерживала гораздо крепче. Казалось, еще чуть-чуть, и мой интеллект скатится к уровню половых и животных инстинктов, что, в общем-то, одно и то же.
Ко мне подошел парень в камуфлированной куртке, несильно толкнул в плечо и взглядом показал на лестницу, которая начиналась за баром и вела на второй этаж. Я послушно поднялся и, беспомощно удивляясь собственной покорности, пошел за ним. Рюкзак и карабин пришлось оставить в зале.
Охранник провел меня до двери, за которой находился кабинет Ильи Семеновича. В «Эдельвейсе» на второй этаж я поднимался по пожарной лестнице, к комнате Лизы подбирался по межэтажному бордюру, но так толком и не узнал, что там творится. Зато в «Сель-Клубе» меня принимали чуть ли не с почестями. Распорядитель поднялся мне навстречу, любезным движением руки показал на кресло за журнальным столиком, сам сел напротив, с каким-то непонятным восхищением глядя мне в глаза.
– Как настроение? – спросил он.
– Нормально, – односложной фразой охарактеризовал я свое состояние.
– Настроение должно быть отличным… Ты, Иван, не просто пришел сюда, ты призван высшими силами, чтобы добывать золото… Золото! Мерило всех мерил! Истории великих войн, истории великих свершений – все связано с этим великим металлом!.. И тебе, Иван, выпала великая честь добывать этот великий металл!
Меня должно было стошнить от столь пафосно-банальной тирады, но я чуть ли не благоговейно внимал этому краснобаю и с каждым произнесенным словом все больше проникался священным трепетом.
– Ты, Иван, будешь добывать золото, – с елейной улыбкой заклинал меня Илья Семенович, гипнотическим взглядом дотягиваясь до моего спинного мозга. – Ты будешь работать, не покладая рук, не щадя себя. Ты будешь работать лучше всех. Мы все будем гордиться тобой…
Он говорил, говорил, а я зачарованно кивал головой, соглашаясь с ним во всем… Да, мне выпала великая честь… Да, я буду работать как проклятый… Да, я буду самым лучшим… О деньгах и наградах Илья Семенович уже не говорил, но я и не обращал на это внимания.
И еще мне казалось, что я теряю ориентацию во времени и пространстве. Я находился в роскошном кабинете, но мысленно видел себя на вершине деревянной башни с колодезным барабаном. Надрываясь, я крутил длинную ручку – наматывал на катушку трос, к концу которого был привязан ящик с золотоносным песком, который нужно было вытащить из глубокой прямоугольной ямы. Я осознавал, что это всего лишь видение, но мне очень хотелось поскорее отправиться к этой башне, чтобы немедленно взяться за каторжную работу. И меня совершенно не смутило, что Илья Семенович вдруг строго-настрого приказал мне все найденное золото отдавать приемщику. И наказание, которое могло последовать за непослушанием, я почему-то воспринял как благо. Как будто я стоял на страже не государственного, а частного, установленного Ильей Семеновичем закона.
А потом он, угостив стаканом холодного апельсинового сока, передал меня на руки охраннику. Тот бесцеремонно повел меня по лестнице, но не в зал, а еще ниже, в подвальное помещение, где находилась сухая, но прохладная комната, стены и пол которой были отделаны неструганой обрезной доской. Здесь приятно пахло сосной, но вместе с тем я улавливал не до конца выветрившийся запах человеческих испражнений.
Вдоль правой стены стояли двухъярусные нары, сколоченные из такой же необработанной доски. Три матраца снизу, столько же внизу. В углу возле двери стояло пустое мятое ведро, как я вскоре понял, для оправления естественных надобностей.
И еще я должен был понять, что это помещение – не что иное, как изолятор для таких одурманенных пришельцев, как я. Но мое зачарованное сознание навело меня на иную интерпретацию. Труд старателей – тяжелый и каторжный, поэтому с ними особо не церемонятся и селят их в бараках, в одном из которых оказался и я.
О том, зачем вообще я прибыл в Огонек, думать не хотелось вообще. Желания были самыми примитивными – завалиться на грязный матрас и хорошо выспаться. Сытость еще не покинула мой желудок, поэтому вздремнул я всласть. Мог бы и уснуть, если бы вдруг в бараке не появилась Варвара. Дверь за ней закрылась на замок, но это меня лишь обрадовало. Я вдруг понял, что очень хочу женщину, и при всем своем желании Варвара никуда от меня не могла деться.
Впрочем, она и не собиралась отбиваться от меня. Она также хотела, и это было видно по ее глазам.
Обычный огонь в печи выжигает из поленьев углеводы, преобразуя их в углекислый газ и водяной пар. Страстный огонь в глазах зиждется на человеческих чувствах и желаниях, и чем сильней они, тем ярче он горит. В глазах у Варвары я видел такой огонь, но пищей для него служило исключительно физическое желание. Чувств в ней не было вообще. Как будто сам дьявол высосал их из нее. Вернее, сам Илья Семенович…
Глава 15