Невеста миллионера

Она выдыхает это почти обвиняюще, а я заранее чувствую себя виноватым, только не знаю, в чем.

— Там вас пришли пожалеть. Ждут в вашей комнате.

— Сегодня понедельник?

— Ага, — выплевывает она и уходит, а я валюсь на спину и выдыхаю, когда острый угол обложки впивается мне в спину. Дело дрянь. Понедельник день проституток. Они приходят, жалеют меня и уходят.

А потом в душе становится теплее, в голову приходит понимание. Ева кусается, потому что ревнует. Но глупая, как можно сравнивать. Словно сравнить фильмы Тинто Браса и порно с сайта Порнохаб.

Стиснув зубы, я сажусь и поднимаю голову, чтобы посмотреть на полку, до которой мне предстоит добраться. Движение за движением, каждое из которых заполнено такой болью, словно по венам течет

сама ртуть. Но вскоре я поднимаюсь во весь свой рост, чувствуя себя так, словно пробежал как минимум километров двадцать. Перед глазами пелена, но я встряхиваюсь и рассматриваю обложки. Франция. Поэзия. Философы. Истории о казнях. И в самом конце две книги одного автора. «Милый друг» я кино смотрел. Дерьмо редкостное, хотя и повезло парню. А вот роман «Жизнь» я не знаю. Да и кто будет роман о жизни называть так глупо. Но я все равно беру томик и без сил валюсь в кресло и, открыв первую страницу, сразу понимаю, о чем сегодня рассказывала Ева. Но самое интересное, как сильно она себя ассоциирует себя с Жанной из романа Ги де Мопассана.

— Генрих! — ору я так, что даже в преисподней должны содрогнуться. Он появляется в дверях, жуя сэндвич. Точно уволю…

— Да?

— Выгони шлюху. У меня на сегодня другие планы. И убери здесь, — выезжаю из библиотеки и еду в гостиную, где возле камина стоят два кресла. Можно даже представить, что, пока я буду читать книгу, Ева будет слушать.

Глава 21. Харитон

Я проснулся поздно, можно сказать в обед. Открыл глаза и понял, что от чтения в них словно песка насыпало. Но я не был разочарован тем, что променял проститутку на книгу. Отключить мозг, не думать о жалости к себе, а том, что мне больного от каждого движения невероятно приятно. И за это мне срочно нужно поблагодарить Еву.

Именно для этого соскребаю себя с кровати и усаживаюсь в кресло, чтобы поехать в душ. Принимать я его разлюбил, потому что вечно чувствую себя стариком. Особенно, когда в центре душевой стоит это дебильное приспособление.

После очередной унизительной процедуры я разгребаю свои завалы, нахожу чистую футболку, джинсы и одевшись выезжаю в кухню, уже готовый к очередной пикировке с моей Шехерезадой. Но на кухне пусто. Чисто, пахнет вкусно, но пусто.

Меня пробирает страх, что Ева опять могла исчезнуть. Я тут же набираю охране.

— Ева выходила?

— Кто?

— Повариха, болван! Выходила из дома?

— Нет, Босс. Все тихо.

— Ага, как в гробу. Не выпускать ни при каких обстоятельствах, понял?

— Кого?

— Повариху! Неужели за такие бабки тебе сложно мозг в работу подключать?

Идиоты…

Отключаюсь и еду по дому, не часто, но поглядывая на лестницу второго этажа. Не орать же мне «Ева» на весь дом. Но вдруг, из ее комнаты доносится тихий голос, и я мчусь туда, застывая у полуоткрытой двери.

— Да, милый. Как тебе там? Не устаешь?

Что за хрень? Милый? И какой такой милый позволяет такой женщине работать в доме озабоченного мужика? Пусть даже и инвалида.

— Да. Все хорошо. Нормальная работа. Может даже получится кредит немножко перекрыть.

Кредит? Хотя, о чем я? Какой обыватель сейчас без кредита. Сейчас стало модно иметь кредитную карту. Но на транжиру Ева не похожа.

— Не переживай. Тебе эта поездка нужна. И не сомневайся в себе. Я люблю тебя.

Люблю тебя… Как серпом по яйцам. То есть у нее кто-то есть, а она со мной флиртует. Нет, не может она такой быть. Или флирт мне мерещится…

Она выходит в дверь, и я не успеваю уехать. Мы сталкиваемся взглядами и ее лицо мгновенное покрывается розовыми пятнами. Она открывает рот, чтобы возмутиться, чтобы высказать, может быть даже сказать коронное. «А мама не учила вас, что подслушивать нехорошо?» Я бы обязательно ответил, что моя мать ничему меня не учила. Она сидела в комнате круглыми сутками, пока однажды отец не убил ее. Обстоятельств я не знаю, но он врал, когда рассказывал с каким удовольствием это сделал. А еще о том, что вернулся бы вспять и никогда бы не завел двух спиногрызов. Никому бы этого не рассказал, а на нее бы правду вывалил.

Ну же Ева, скажи хоть что-то…

Но она молча собирается уйти, но я не могу так просто ее отпустить.

— Кто он? — в ответ молчание и прямая, застывшая спина. — Кто он, Ева?

— Не ваше дело, — не оборачивается она, а меня злость с головы до ног пробирает. От тайн и секретов кружится голова, и я кричу ей вслед так что стены дрожат.

— Мое, пока ты работаешь в этом доме.

— Что? — оборачивается. — Я могу уйти, Харитон Геннадьевич. И сделаю это прямо сейчас.

— Не уйдешь. Я знаю правду.

— Правду? — поднимает она бровь. — И какую же правду вы знаете?

— Ты не Ева. Это имя принадлежит умершей бабке. Ты убила ее?

— Я ее не убивала! Как у вас язык повернулся сказать, что я ее убила?

— А как у тебя язык повернулся, сказать, что ты бросишь меня?

— Брошу?