Я же принимаюсь за работу, тут же связавшись по сети с Кириллом. Мы ночью должны выйти на мировой рынок. И для того чтобы скрыть от налоговой часть доходов, почти все активы перевели в офшор. И как только это было сделано, мы начали выходить на биржу. Теперь наши акции можно покупать. А значит, мы будем становиться только богаче.
Спустя часов пять я потягиваюсь и только сейчас вспоминаю о Еве, которая наверняка ушла. И действительно, в кресле никого нет, как и книги, которую она читала. Это нормально, она просто пошла спать, но мне немного обидно, что она не дождалась меня.
И вдруг, словно отвечая всем моим молитвам, Ева появляется в дверях с подносом и усталой улыбкой.
— Чай?
— С вафлями?
— Пока ты работал, я успела сделать парочку, так что сильное не обольщайся…
— Ты мое чудо, знаешь? Просто совершенство.
Хватаю ее к себе на колени, как только она опускает поднос на столик рядом с креслом. Она и пискнуть не успевает. Сразу принимает меня, мой поцелуй, мое требовательное объятие, в котором нет больше ничего приличного. Чем ближе свадьба, тем больше она открывается. Да, она почти не смотрит мне в глаза, но все равно моя, показывая это всеми своими действиями, выходящим далеко за рамки морали… А иначе как объяснить, что она даже не дергается, когда я оголяю ее грудь, впиваюсь в нее губами, буквально сгорая от похоти, что растекается по венам, двигаясь в одном очень конкретном направлении, делая меня животным. И только у нее есть шанс меня укротить.
— Остановись, кто-нибудь может зайти.
— Тогда закрой дверь.
— Чай остынет.
Она хочет. Черт, я ведь знаю, что хочет! Но каждый раз, когда мы заходим чуть дальше, раздается стоп — сигнал, и она становится той самой Евой, которая вошла в мой дом несколько недель назад. Холодной. Напряженной. Может, она фригидная? Ну а что, всякое бывает.
— Ева, у тебя было много мужчин? — Она поднимает брови. — Ты не подумай, я не в укор или еще что. Просто мне кажется, ты боишься секса.
Молчание затягивается. Она словно хочет сказать что-то, но вместо этого становится почти безэмоциональной, может быть, поэтому ее улыбка сейчас так не к месту.
— Твоя история. После этого я расскажу свою. Помнишь, как мы договаривались.
— Я думал, мы закончили эту глупую игру.
— Она не глупая. Только… Я хочу, чтобы ты рассказал что-то по настоящему злое, что гложет тебя.
— Думаешь, меня что-то гложет?
— А разве нет?
— Ну… Была одна девчонка. Жила в соседнем доме. — В голове взрыв воспоминаний, крики, слезы, я почти наяву вижу эту пухлую тушку, рыдающую на полу, и не чувствую ничего. — Нет, это история не интересная. Лучше я расскажу, как однажды в США мы развели одного миллионера. Притворились геями с одним моим приятелем. Записали видео, а потом его шантажировали. Короче, он потом пытался нас убить. У меня даже шрам остался. — Поднимаю рубашку, демонстрируя остатки ножевого ранения.. — Но, кстати, он и вывел меня в спорт рестлеров. Мы смогли договориться. И тогда я начал драться на ринге.
— Скучаешь по боям? — спрашивает Ева, но в ее глазах другой вопрос, очередная загадка.
— Может, я смогу в парочке поучаствовать. Если честно, сейчас у меня ощущение, что я могу вообще все.
— Значит… Ты больше ни о чем не жалеешь? То есть о тех людях, которые пострадали из-за тебя.
— Ну а что мне о них волноваться, Ева? Можно, конечно, жить прошлым. Можно страдать и ненавидеть себя. И я это делал. Пять лет ненавидел себя.
— Не себя. Кресло. Ты не ненавидел, ты жалел себя. А теперь готов буквально с ноги ворваться в ту жизнь, которую активно вел.
— Ева, мне очень не хочется ругаться, честно. И доказывать, что я хороший, не стану. Я не хороший, а такой, как есть. И хочу быть с тобой. Разве не это главное?
— Со мной, да. Или с той, что ты себе придумал.
— Об этом можно говорить не прекращая. Мы видим то, что хотим видеть, но я сомневаюсь, что завтра ты вдруг станешь чертом с рогами, дьяволицей, а с парой твоих комплексов и твоим ребенком я справлюсь.
— Ладно, — улыбается она и кивает на чай. — Опять мы с тобой заболтались.
— Почти поссорились ведь, — смеюсь и отламываю нежную вафлю. Все-таки они охрененные. Никто так не сделает. — Ну, я рассказал свою историю. Теперь ты.
— Да, конечно. Она тоже будет короткой. Очень. Жила-была на свете русалочка. И влюбилась она в принца, который жил в королевстве возле моря.
— Эту историю я знаю. Там все закончилась хорошо. Ведьма умерла.
— Это диснеевский вариант. А как насчет настоящего?
— Настоящего?
— О да. Она действительно заключила сделку, получила ноги, но принц не полюбил ее, как было в мультике. И в ночь, когда срок истекал, ей нужно было убить принца и тогда она бы вернулась в морскую пучину.
— Она, конечно, его убила, если не оказалась дурой.
— Она оказалась последней дурой: она оставила принца в живых и обратилась в морскую пену, навсегда сгинув. Любовь делает женщин дурами.
— Безответная, — уточняю я. — Просто мне кажется, каждой женщине надо думать головой. Если у нее не было ног, то куда она лезла.
— Ей на миг, всего на миг, — говорит Ева хрипло, — хотелось почувствовать себя красивой…
— Красивой?