Она бросает нож. Раздраженно вздыхает. В этом есть своя прелесть. Бесить ее. Выводит из равновесия всю такую строгую и ледяную.
— Вы нормальный вообще? Сколько можно вести себя, словно хотите от меня…
— Хочу.
Она теряется, а я не даю ей расслабиться. Смотрю исподлобья, чтобы она эту мысль переварила, хочу увидеть, что будет происходить с ее лицом.
Ничего. Она никак не реагирует. Спокойно подходит и забирает тарелку, не прикасаясь к коже, словно я прокаженный.
— Вместо дурацких мыслей о том, чего у вас не будет никогда, лучше бы подумали о том, как встать на ноги.
— Если бы это было так просто… — цежу я сквозь зубы. — Думаешь, я бы сидел в этом проклятом месте.
— Вы можете стоять…
— Мне больно!
— Но вы можете стоять, — напирает она, даже не смотря на меня. — Просто не хотите работать над собой, потому что так легче жить. Легче жалеть себя.
— Да что ты, повариха, можешь знать об этом.
— Намного больше, чем вы думаете.
— Так расскажи мне, поведай историю своей жизни.
— Лучше я послушаю вашу. Вам же хочется, чтобы я пожалела вас. Так расскажите, как вы сели в это кресло.
Смотрю на ее спину, понимая, что еще никто не спрашивал это так. Грубо. Без жалости. Разбрызгивая вокруг себя яд. Словно мой рассказ позволит ей еще больше меня ненавидеть.
А я решаюсь, потому что ее ненависть дает мне надежду, что я еще живой. Осталось понять, откуда вообще взялась эта ненависть.
— Если пообедаешь со мной, расскажу.
Ее спина, если это возможно, становится еще прямее, а голова чуть наклоняется, словно она обдумывает мой ультиматум.
— Хорошо.
Глава 6. Харитон
На обед действительно был борщ. Наваристый, красный, с крупными кусками мяса, нарезанного соломкой.
Я набрал ложку только в тот момент, когда Ева молча села рядом. Я ел и раньше этот суп. И это одно из тех блюд, которые напоминают мне людей.
Одинаковые ингредиенты. Вроде бы изучен состав от и до. Но вкус всегда разный.
Так и с людьми. Они одинаковые, могут быть даже рождены в один день, но никогда ни один человек не будет похож на другого на сто процентов.
Отложив ложку и посмотрев в пустую тарелку, я хотел попросить еще, но ощутил на себе ее взгляд. И что, я действительно буду рассказывать о себе? Исповедоваться? Зачем мне это? Что даст? Сделает жизнь легче? А может, подарит волю к борьбе с собой?
— Хочешь здесь? Или пойдем ко мне в спальню?
Слабая попытка. Неудивительно, что Ева не ведется.
— В библиотеке мне понравилось. Идите туда, я принесу чай.
— Действительно будешь меня слушать?
— Я уже поставила картошку на вечер в духовку. Так что у меня есть пол часа. Если вы, конечно, отвечаете за свои слова. Если нет, я не удивлюсь и спокойно пойду домой.
— Я отвечаю за свои слова! — рявкаю я и отталкиваюсь от стола. — Неси свой чай!
Раздражает своей вечной попыткой дать понять, какое я ничтожество.
С чего бы начать. С детства? Или с сестры. А может быть с…
— Сахара два? — слышу ее голос и киваю. Смотрю на собранные на затылке волосы и теряюсь. Ненавижу блондинок. Но почему на эти выбившиеся пряди, что так переливаются желтым в свете настольной лампы.
Обстановка настолько интимная, что хочется забить на разговор, истории и просто раствориться в этой магии, когда двое знают, чем все закончится, но пытаются играть в знакомство.
Неужели она не понимает?
— Хочу, чтобы ты рассказала о себе.
— Кто бы сомневался. Новые условия. А какое будет следующим. Удовлетворение ваших низменных желаний?
— Я не против. И все же. Любой человек жаждет рассказать о своей жизни, даже если никчемнее моей. Выставить себя этаким мучеником. Героем. Преподнести ситуацию со стороны своей правды, даже если он убийца-маньяк.
— Я не маньяк, — хмыкает она, отпивая чай, усаживаясь в кресле чуть глубже.
— Хочу твою историю.
Она смотрит на меня, обдумывает уйти, и я уже готов к этому решению. Может быть, так лучше? Уволить и забыть ту, что неожиданно подцепила корочку на давно стянувшихся ранах.
— Я расскажу вам столько историй, сколько расскажите мне вы. Но лишь одна из них будет обо мне.
— Я должен определить, какая?
Она растягивает свои рабочие губы в ироничной улыбке.
— Добавим в рассказы интриги. Чтобы у вас был стимул.
— Вы так хотите услышать мои истории?
— Хочу, — сказала она и замолчала, всем своим видом демонстрируя, что ничего больше не произнесет, пока не заговорю я. Я отпил кофе, прочистил горло и решил, что проще начать с конца.
— Я был в армии. Под Питером. Я использовал свои связи, чтобы попасть именно туда. В этом промозглом городе, в одном из притонов держали мою сестру, — замолкаю, ожидая реакции, любой реакции. — Удивлена?
— Тому, что у вас есть сестра или тому, что вы служили в армии?
— Тому, что она стала проституткой.
Ева отвернулась. Посмотрела на лампу, и теперь свет падал на ее ровный, почти аристократический профиль. На ее лице отражалась работа мысли, словно она думала сказать правду или сделать мне приятно.
И что-то мне подсказывает, что меньше всего она хочет меня жалеть.
— Учитывая то, кем был ваш отец. По слухам. Это не удивительно.