Невеста моего сына

Зрачки Одинцова расширились, когда я вжалась в него всем телом. Потемневший взгляд снова остановился на моем приоткрытом рте. Я дышала часто и поверхностно, всеми силами сопротивляясь магии сапфирового шторма. Очарованию твердой линии напряженного подбородка.

Со стороны все происходящее выглядело довольно невинно — просто тесные объятия, но то, что происходило между нами, было далеко не таким невинным. А еще началом чего-то большего и пугающего.

Я вздрогнула, когда он внезапно коснулся моих волос и вытащил из прически заколку. Волосы рассыпались по плечам, но он моментально собрал в их в кулак, еще сильнее запрокидывая мою голову.

— Очень хочу, — произнес он низким голосом.

На этот раз громче. Теперь это точно не было слуховой галлюцинацией.

Его хватка на моих волосах стала чувствительней, он нагнулся к моему лицу. Я прикрыла глаза, уверенная, что сейчас он меня поцелует.

Но вместо этого услышала:

— Очень проникновенная речь о твоей любви к работе. Как твой начальник, я очень впечатлен. Чувствуешь, как сильно? Так что, черт с тобой, можешь ехать, раз тебя так сильно волнуют львы. Но с одним условием, Саша. Никогда не оставайся наедине со мной, не нагибайся и, черт возьми, сделай так, чтобы на тебе всегда было достаточно одежды. Я не тот, кого ты можешь дразнить без всяких последствий. А если нарушишь условия, то вылетишь из экспедиции, как пробка. Ясно? — он еще крепче сжал волосы, запрокидывая мою голову еще сильнее.

— Это три, — выдохнула я.

— Что? — моргнул Одинцов.

— Ты сказал, что я могу поехать с одним условием, а вместо этого назвал целых три

— Ты невыносима!…

— А ты не умеешь считать! Похоже, у вас действительно возрастная деменция, Николай Евгеньевич!

В тот же миг он меня поцеловал.

Глава 12. Одинцов

Ее волосы слегка волнистые, блестящие и скользят меж пальцев, как самый настоящий белый шелк. С наслаждением наматываю их на кулак, может быть чересчур сильно, но сейчас она довела меня. И я намерен сделать так, чтобы она наконец-то заткнулась.

Несносная девчонка запрокидывает голову. Продолжает дразнить приоткрытыми розовыми губами. Выглядит при этом довольной, все-таки добилась того, чтобы я опять прикоснулся к ней.

Снова.

А я так старался держаться как можно дальше от нее. И не хотел касаться, но ничего не вышло. Стоило ей убежать из ресторана, и я сорвался. Устремился совсем не за сыном, который ушел в другую сторону. Мириться со своей девушкой Адам явно не собирался.

Сказав Алене, чтобы ждала меня в ресторане, я бросился на выход. Пусть думает, что я за сыном. Но совсем не с ним меня как будто соединяет невидимый канат, который тянет меня, как упрямого осла следом. Куда она — туда и я.

И вот я здесь, в метро, куда не спускался уже лет пять, как чертов бедный студент, выслушиваю от нее какой-то бред про возраст и пенсионеров. Надеялся, что еще смогу уговорить от поездки, но стоило ей заговорить о львах, и это уничтожило мою решимость.

Одной из немногих женщин в моей жизни, с которой я до хрипоты обсуждал поведение больших кошек, была Зина. Но с ней я никогда не хотел сделать и десятой доли того, что хочу рядом с белобрысой Александрой. Почему так?

Только поцелуем я могу наконец-то заткнуть ей рот, потому что ее дерзость затмевает разум также, как сладкий дым самокруток, которые курят пигмеи.

Когда я веду языком по приоткрытым для меня губам, остальной мир меркнет. Перестает иметь хоть какое-то значение, и все мои чувства сосредотачиваются на женщине, которую я держу в своих руках. Сколько времени я пытался убедить себя, что в свои девятнадцать она еще ребенок? Скорее я сам бы состарился, чем убедил себя в этом.

Тщетно.

Она — женщина. Желанная, отзывчивая, невыносимая, хрупкая.

От удивления она ахает прямо мне в губы. Замирает, оставляя меня гадать, неужели так и не ответит? Каменеет под моими руками, пока я языком очерчиваю ее губы. Я уже готов отступить, позорно капитулировать ни с чем, как вдруг она отвечает на поцелуй.

Чувствую, как вытягивается под моими руками, и с таким неожиданным напором переплетает наши с ней языки, что сердце чуть не выпрыгивает из груди.

Ее руки ложатся мне на плечи, а ногти царапают чувствительную кожу на затылке, ероша волосы.

— Хватит…

Моргаю.

Чужой женский голос разрушает иллюзию. Возвращает меня на землю. В кровать, где передо мной распласталась совсем другая обнаженная женщина, в которую я врезаюсь бедрами.

Твою мать.

Темные, рассыпавшиеся по простыням, волосы слишком непохожи на платиновый шелк с ароматом персика, прикосновение к которым до сих пор помнят мои руки.

— Я больше не могу, — стонет Алена. — Хватит! Три оргазма мне было более чем достаточно за ночь!

Отпускаю ее бедра, в которые впился пальцами до синяков. Она падает на кровать и стонет, подтягивая колени к груди.

— Каждый день по два раза! Николай, я не могу так, — ворчит она. — Почему у тебя так стоит? Это ненормально!

— Спи, — грубо обрываю ее.

Поднимаюсь с кровати, но опять слышу:

— Серьезно! Это ненормально! Чтобы в твоем возрасте у мужика так стояло! Я ходить больше не могу, а тебе хоть бы хны…