Невеста Моцарта

— Вот это меня как раз расстраивает, — улыбнулся он многозначительно.

Чёрт! С некоторых пор, с тех самых, как я поселилась в соседней спальне, мне стала нравится и его улыбка. Порой придурковатая, порой опасная, порой заразительная, она заставляла меня думать о том, о чём не следует. Но эти мысли всё равно то и дело теперь крутились у меня в голове: а что, если бы всё было по-настоящему? Что если бы он и я…

— И чем тогда займёмся? — развела я руками, прогоняя эти мысли.

— Хм… — был его ответ. И взгляд, что смерил меня с ног до головы, заставил меня покраснеть.

Да твою же! Я всё время забывала, что в любой моей самой невинной фразе он нарочно выискивал скрытый смысл, словно его забавляло как я краснею, и специально делал грязные намёки.

Сволочь! И вот сейчас я разозлилась. Разозлилась, потому что не надо этих намёков, если на самом деле тебе плевать. Да, я наивная, неопытная, молодая и у нас договор, но я живая.

Он безошибочно уловил смену моего настроения:

— Вообще-то я приехал к твоему отцу, детка. И как только он приедет, — он выразительно глянул на часы, — ты будешь свободна от моего общества.

— Но пока ты его не покинул, ответишь мне на один вопрос?

— Конечно, нет, — пожал он плечами.

— Чу̀дно. Ну тогда, если вдруг что-то захочется знать, — показала я на картины, — шильды тебе в помощь.

— Да подожди ты! — схватил он меня за руку и развернул, когда я снова уставилась в окно. — Ну нельзя же всё воспринимать так буквально, Евгения Игоревна! Шучу я. Шучу. Что ты хотела спросить?

— Эта женщина, с которой ты разговаривал в гольф-клубе? — вскинула я подбородок, глядя на него. У него была такая горячая и сильная рука. И она так крепко меня держала, что подкашивались ноги. — С чёрными волосами.

— Целестина? — удивился он.

— Кто она?

— Хм… — он изучал меня молча несколько секунд. — Это сложный вопрос. Так сразу и не ответишь.

— Ты с ней спишь?

Его брови взлетели вверх.

— Это что, ревность?

Я шумно выдохнула, не зная, что сказать. Конечно, это не ревность.

— Ну, можешь считать, да. Просто хочу знать, чего мне ждать от неё.

И в качестве доказательства, что это не ревность, я могла бы показать в окно, где сейчас на месте отъехавшей машины Почты, на той стороне улицы стояла его Целестина. Я вряд ли ошиблась. И вряд ли это было совпадением.

Вот только что-то заставило меня этого не делать.

— Да чего угодно. От неё чего угодно можно ожидать, — хмыкнул он совсем не обнадеживающе. — Но раз уж ты спросила: да, я с ней сплю. И буду дальше спать. С ней или с кем мне захочется, — сверлил он меня взглядом. И под тяжестью этого взгляда все глупости из моей головы, где я придумала, что он мог бы стать героем моего романа, выдавило, словно прессом.

У нас просто договор. Я просто кукла, подделка, фуфель. Муляж невесты.

Конечно, зачем ему знать о моих предках, если даже у мамы, что никогда не позволяла себе неуважения, кто бы к нам ни приходил, он вызывал неприязнь. Не удивлюсь, если намеренно. Зачем церемониться со мной, если он и думать обо мне забудет, когда получит что хочет, и папин долг будет выплачен.

— Спасибо за откровенность, — равнодушно пожала я плечами. — Отец приехал, — я услышала, как открылась дверь. — Не буду вам мешать.

— Подожди! Жень! — крикнул он мне вслед. — А что такое шильда? — невинно сложив брови домиком, словно ничего только что не было, спросил он, когда я развернулась.

— Шильд? — дежурно улыбнулась я. — Это табличка рядом с картиной или другим экспонатом. На ней обычно пишут что именно мы видим, название и автора.

Он понимающе кивнул, поджав губы, словно я его впечатлила. Артист! Нет, паяц! И ведь поди разберись когда он искренне, а когда издевается! Или он всегда издевается?

Я стояла в гостиной, пока они коротко и сухо обменялись любезностями с отцом и ушли в кабинет. Но пошла не к себе: всё та же неведомая сила, что заставила промолчать, заставила меня накинуть кофту и спустится вниз.

— Целестина? — спросила я, когда оказалась с ней нос к носу.

Но прежде, чем успела сказать что-то ещё, меня словно ослепило и в низ живота ударило что-то горячее. Я инстинктивно прижала к себе обе руки. Перед глазами мелькнули два пальца, изображающие выстрел.

Я с ужасом опустила глаза вниз.

На животе расплывалось кровавое пятно…

— Женя! Женя! — незнакомый голос звучал совсем глухо, перед глазами всё плыло. Но потом он словно прорезался, и я очнулась. Лицо женщины с черными волосами тоже словно выплыло из тумана: — Женя, что ты видела?

Я в ужасе подняла к глазам руки. И ничего не поняла. Они должны быть в крови, но руки были чистые. И живот… я оттянула платье…

Ничего.

— Что ты сейчас видела? — встряхнула меня за плечи странная женщина.

— Кровь. В меня стреляли. В живот, — потрясла я головой.

— Что ещё? Ты видела кто стрелял? Сколько было пуль? Одна? Две? Куда-нибудь ещё попали?

— Одна. В живот. Я не видела кто стрелял.

— Но что-то ещё ты видела? Где это было? Может кто-то был рядом.

— Ты. Ты же была рядом.

— Я была здесь, — разочарованно выдохнула она. — А то, что ты видела — там.

— Где? — ничего не понимала я.