Невеста Моцарта

И пакетик у меня в руках теперь жёг пальцы. Я его узнала — это были детальки, что я подняла с полу в гольф-клубе и отдала дяде Ильдару.

Он считает меня предательницей? Он…

Нет, нет, он же дал мне выбор. Он с самого начала всё знал.

Слёзы потекли сами.

Спать я легла без него.

И, что бы он там себе ни думал, заснула на его подушке.

Глава 23. Моцарт

Однолюб. Я усмехнулся, глядя как сладко она спит, обнимая мою подушку.

Какую только херню не скажешь, лишь бы не рушить восемнадцатилетней девчонке жизнь. Не лишать прелестей юности. Её влюблённостей и очарования. Её ошибок и личных драм. Прогулок под звёздами. Поцелуев в кинотеатрах. Пикников на набережной с дешёвым вином и пирожками, купленными в студенческой столовке.

Я тяжело вздохнул. И не стал её будить.

Переночевал на диване в гостиной. И уехал до того, как она проснулась.

Чтобы с утра поработать, а ближе к обеду встретиться с женщиной, что сильно рисковала, чтобы добыть мне детали устройства, которые я так опрометчиво бросил в гольф-клубе.

— Ир, спасибо!

Конечно, я принёс цветы. И даже надел строгий чёрный костюм с белой рубашкой, чтобы её порадовать. Но, кажется, сделал только хуже.

— Емельянов, ты что попрощаться приехал? Вырядился словно на похороны, — хмыкнула Ирина Борисовна.

Мы встретились в парке, где обычно и встречались. Но в этот раз я не вручил ей ключ от номера в гостинице. И пригласил прогуляться.

— Кое-что изменилось, — смотрел я под ноги, на лакированные носки дорогих итальянских туфель.

— Это что же? — не спрашивала, вопрошала моя прокураторша. В машине она оставила и цветы, и даже сумку, распихав нужное по карманам и шла рядом, размахивая свободными руками.

— Немного больше, чем всё, — сцепил я руки за спиной. — Я женюсь.

— Это не новость. Дата твоей свадьбы даже отмечена у меня в календаре кружком. Надеюсь, ты меня пригласишь?

— А ты придёшь? — посмотрел я на неё с недоверием.

Нет, у меня было не так много женщин, чтобы они встали многометровым коридором, провожая меня к алтарю, а постоянных — за всю жизнь по пальцам одной руки пересчитать. Но это желание попахивало мазохизмом.

— А почему нет? — хмыкнула она. — Усадьба кого там? Воронцовых?

— Да, у них этих усадьб! — улыбнулся я. — В каждой губернии.

— Я посмотрела. Чудное место. Голубой особнячок с башенкой-бельведером. Елизаветинское барокко. Ухоженный парк с оранжереей. Симпатичный прудик. И даже некоторые архитектурные излишества, например, грот. Я бы только из-за грота поехала. Что в нём сейчас?

— То же, что было двести лет назад — родник. И небольшой ручеёк, впадающий в пруд.

— Жаль, что не склеп. Склеп было бы интереснее. А ты знал, что какое-то время эта усадьба была даже богоугодным заведением — больницей для душевнобольных?

— На что-то намекаешь? — остановился я у куста боярышника с кроваво-красными плодами. Оторвал ягодку. Засунул в рот. М-м-м, вкус детства.

— Нет. Всего лишь наглядно демонстрирую интеллект, в котором ты, похоже, сомневаешься.

— Будешь? — протянул я гроздь боярышника.

— Обосрёшься, Емельянов. Он же не мытый.

— Прости? Мне показалось? Я вроде только что слышал про интеллект? — пошёл я дальше, обернулся.

— Ты невыносим, — всплеснула Ирка руками.

— А ты злишься.

— Да, я злюсь, Серёж. Я злюсь. Я хочу секса, — нагнала она меня. — Я не для того рисковала шкурой, меняя в лаборатории одни твои хренатеньки на другие, чтобы ты торжественно сказал мне «спасибо» и грустно погулял со мной по парку.

— А что младший советник юстиции Алексей Сергеевич Ленский, тридцати шести лет и ста восемьдесяти пяти сантиметров в холке, ростом не вышел? Или званием? Или он у тебя для здоровья, а я для души?

— Емельянов, — остановилась она передо мной. — Я тебя ненавижу.

— А я тебя люблю, Ирка-дырка, — сделал я полшага, что нас разделяли, слегка толкнув её бёдрами.

— Любишь — женись, — упёрлась она лобком в мой пах.

— Не, жениться не могу. Но могу обнять тебя как Ромео обнимал Джульету, — обхватил я её руками. — Боготворить как Данте — Беатриче. Млеть как Петрарка перед Лаурой. А ещё я «Каштанку» читал. Хочешь за жопу укушу?

— Ха-ха, — скривилась она и вдруг порывисто меня обняла.

— Ир, ну ты же знаешь, что я однолюб, — повторил я.

Чёрт, мне нравилось это слово. Шикарная отмазка. Была бы. Если бы в глубине души я не знал, что так оно и есть. Я грёбаный однолюб.

— Заткнись, Моцарт! Просто заткнись, — прижалась Ирка щекой к моей груди и закрыла глаза.

— Можешь отпускать Тоцкого, — тихо сказал я. — Сагитов не будет претендовать на место прокурора. Оно твоё.

— Что? — подняла она лицо. — Как?! Нет! Ты так быстро разрушил свою игру? Ты же мог скормить ему через свою девчонку что угодно! Нет, ты просто обязан был именно так и сделать!

— Слишком много чести старому дырявому гандону — тратить на него личные ресурсы, — вслух сказал я.

А про себя подумал: чтобы этот похотливый козёл и дальше облизывался на Женьку? Ей и так слишком дорого обошёлся его патронаж и «дружба» с её отцом. Чтобы он и дальше её запугивал? А она переживала, слушала его гнусности и делала, как он скажет? Да пошёл он!