Невеста Моцарта

Потом, когда-нибудь, может быть я тебе и поведаю, моя сладкая, что внутри семьи всё бывает совсем не так, как кажется со стороны. Что люди любят жаловаться, но при этом ничего в своей жизни десятилетиями не меняют. Что зависимые отношения — больные, но это не значит, что у них нет поклонников. Если есть палач, всегда будет и жертва. И что не приемлемо одному, другому — в кайф. Жизнь бесконечна в своём многообразии.

— Я разберусь, — кивнул я. — Как всегда. Ложись.

— Так одиноко без Перси, — вздохнула она. — Долго ещё он будет на случке?

— На вязке. Нет. Скоро уже заберём.

— Вот, даже у собаки есть секс, — снова надула она губы. — У всех есть секс. Кроме меня.

— У меня тоже нет, если тебя это утешит, — улыбнулся я. Потянулся, чтобы её поцеловать, но она отвернулась.

«Да не очень-то и хотелось, твою мать, Евгения Игоревна!» — хмыкнул я.

— Спокойной ночи! — я хотел встать, но она повернулась.

Одумалась?

— Это правда будет так больно?

Ах, мы снова об этом!

— Ну ты сравни себя и меня. Это тот случай, когда размер имеет значение.

— Покажи.

— Так, всё, — выдохнул я и начал вставать. — Вечер откровений на сегодня закончен.

— Я не шучу. Покажи, — потянула она за штаны.

— Женя! Я тоже не шучу! — схватил я её за руки. — Не заставляй меня пожалеть и передумать.

— О чём передумать? — замерла она.

— О том, чтобы двигаться дальше, мой боевой хомячок. Спи. Утро вечера мудренее.

— А ты куда? — сердито обняла она подушку. Согласилась, но не смирилась.

— Не поверишь, но у меня сегодня ещё столько дел, — вздохнул я.

И закрыл дверь.

— Я тебя слушаю, — набрал я Александру на улице.

Промозглый ветер пронимал до костей. Иван курил, стоя у машины: ждал указаний. Я ждал звонка. Посмотрел на часы и кивнул в сторону светящейся вывески бара: пока можно промочить горло в заведении, где меня никто не знает. Давненько я не ходил по чужим барам, но иногда так хотелось затеряться в толпе.

— Надо встретится, Сергей, — прозвучал в ответ Сашкин голос, всё ещё недовольный и, кажется, нетрезвый. — Это нетелефонный разговор.

Но Сергей, не милый — уже прогресс!

— Нет, встречаться нам точно не надо, — усмехнулся я. — Ты позвонила четыре раза, чтобы сказать только это? Это срочно или настолько важно?

— Это важно. Но я звонила не тебе, а Женьке.

— Тогда ты ошиблась номером, — я занял место у барной стойки.

Иван махнул бармену: мне водки, ему — воды с лимоном.

— Она не взяла трубку.

— Что-то ей передать?

— Да. Скажи, что родители разводятся. Мне отец сказал мама подаёт на развод.

— Она в курсе. Это не новость. — Женька поделилась в машине, хоть и не озвучила причин. — Что-то ещё?

— Да, но это уже тебе. Хочу предупредить, господин Емельянов… За Женьку я тебя порву, понял?

Я не удержался и заржал. Боюсь, тебе придётся встать в очередь, милая.

— Ты это серьёзно, женщина?

— Напрасно смеёшься, чёртов пиздабол. Ты сказал, что у вас только договор, и я как дура поверила, а сам!.. Я видела, как ты её поцеловал! Как она смотрит на тебя! Она же любит тебя, а ты… — Сашка издала что-то вроде злобного рычания. — Сука, сделаешь ей больно, и я мокрого места от тебя не оставлю.

У-у-у… А разговор и правда выходил за рамки телефонного. И вечер перестал быть томным. Но выдержать натиск ещё одной пьяной женщины из знатного рода Мелецких, всех как одна упрямых и похожих на гордый грифон на их гербе, я сегодня был не в состоянии.

— Давай я позвоню тебе на днях и всё же встретимся, — кивнул я бармену, наполнившему рюмку. Показав на воду в стакане, себе тоже попросил лимон.

Александра согласилась. Я отключился и выдохнул.

— Иван, тебе сколько? Тридцать два?

— Тридцать три, — скромно улыбнулся он.

— Ну тогда за тридцать три! — залпом опрокинул водку.

— Привет! — Пока я морщился и закусывал, к нему подсела смазливая, но потасканная девчонка. — Угостите даму выпивкой?

— Конечно, — кивнул я бармену. — Только если пить ты будешь где-нибудь подальше отсюда.

— Ой, да не очень-то и хотелось, — скривилась она. Забрала свою текилу и с гордым видом удалилась.

Иван молчал. Но этим мне и нравился.

Всегда собран, аккуратен, пунктуален, в дорогом костюме. Ему бы на большой экран с его английской сдержанностью, стройностью истинного арийца, голландским ростом под метр девяносто, жёсткими скулами, волосами цвета воронова крыла и синими глазами. Девчонки рыдали бы в кинотеатрах. А он — спецназ, горячие точки, охрана президента. В общем, хоть я так высоко и не метил — в президенты. И, если верить Женьке, то счастливо просрал эту возможность: ну как я без господина Барановского! Но бывший телохранитель президента у меня уже есть.

Только сейчас его сдержанность была мне в тягость.

А Патефон бы обязательно затянул: «Взгляни, взгляни в глаза мои суровыя…», оглядываясь на девчонку. Как же мне его не хватало!

Я тяжело вздохнул.

— Ты знаешь, что голландцы считаются самой высокой нацией в мире? Если в Амстердаме видишь мужика, что возвышается над остальными на голову — сто пудов местный рядом с туристами.

— Нет, — он загадочно улыбнулся. — Но их кофешопы мне нравятся.