Невеста на ярмарке

Теперь близко полночи. В средине, около разведенного огня, за двумя штофами водки, с чашками, плошками и ковшами сидят несколько человек — кто на полу, кто на бочке, кто на полене — и рассказывают дневные свои похождения, хвалятся своими подвигами. Один, мальчишка, два раза пойманный, наконец в третий раз вынул платок неприметно из кармана у квартального; другой, старик, выманил у четверых денег на женины похороны; третья, молодая девка, убежала от двух сторожей; толпа слушает и громкими смехами изъявляет свое одобрение и удовольствие. Подле меня за деревянною стенкой мать бранит сына за то, что не принес назначенной полтины, а сестра, осьми лет, показывает на него, что он был три раза в харчевне, пролакомил там деньги, а после отнимал у нее. — С другой стороны — пьяная старуха бранится во сне с будочниками, а ребятишки волочут ее за ноги по земле, обливают водою и засыпают табаком, роняют и хохочут. В стороне старшины, к числу которых принадлежит и муж мой, назначают роли на завтрашний день для действующих лиц. Некоторые уже переобуваются, переодеваются, другие растравляют раны. Остальные без чувств лежат по полу, кто где упал, и спят мертвым сном, а я — сижу в своем углу и размышляю о добре и зле, о добродетели и пороке, о тех бесчисленных степенях, по которым может опускаться человек — ничем от ангела не умаленный! И я, неопытная, называла дикими прежних своих знакомых! Там сохранились еще какие-нибудь человеческие понятия, какие-нибудь человеческие слова, а здесь что?! — Ум, язык, божественные искры, каким ужасным, тлетворным орудием делаются в их голове?! Что сейчас я услышала из уст моего мужа, решившего их споры! Все начали пить… Я отвратила взоры от ужасного зрелища, положила перо.

Вдруг воображение представило мне картину из прежней жизни, и я забылась. Удивительно! — Помнишь, мы сидели поздно вечером, на балконе, в деревне. Погода была тихая, воздух теплый; с цветочной гряды доносились до нас благовонные испарения. В саду изредка запевал ночной соловей. В воде отражалось сияние месяца, который, поднявшись из-за рощи, плавно катился по синему небу, усыпанному звездами. Помнишь, с каким восторгом наш русский учитель толковал нам тогда, что все сии бесчисленные звезды такие же великие, огромные солнца, как наше, пред коими земля наша только песчинка, что самые, самые ближние из них в несколько миллионов миллионов раз дальше его отстоят от нас, что каждая имеет свои планеты и спутники и составляет особую, целую, великую и сложную систему, подобную нашей, в которой на неизмеримых расстояниях небесные тела вращаются около своего центра, что Млечный Путь, эта белая полоса над нашими головами, происходит от света других звезд, кои по своей безмерной дали для нас невидимы или от сотворения не дослали еще лучей своих, хотя сии лучи движутся всего скорее и от нашего солнца в восемь минут пробегают несколько миллионов верст. — С каким благоговением мы его слушали, то возносясь умиленной душою к Создателю сих бесчисленных миров, то исчезая смущенным умом в ужасных пространствах, то возвышаясь духом при высокой мысли, что человек, этот неприметный атом, скорее звука, скорее света может своею мыслию обтекать всю вселенную и забываться в созерцании бесконечного, чувствовать бога.

Неизъяснимое, неописанное удовольствие доставило мне это воспоминание. И как живо представился мне тот священный вечер — ты не можешь вообразить этого. Я совершенно забылась. На нашем черном закопченном своде мне виделись сверкающие звезды, в диких воплях моих товарищей я слышала звуки соловья… я таяла… Как я была счастлива в эту минуту! Даже тогда, тогда не чувствовала я так сильно, так сладостно, как теперь. Да, да! Только узник с цепью на руке в темнице, ощущает свободу[32]. Только больной на смертном одре умеет ценить здоровье. Только несчастливец знает счастие.

ПИСЬМО VI

Еще новое в моих понятиях, в моей жизни. Я остановилась на последней мысли моего письма: несчастливец живее всех ощущает счастие. Этого мало. По долгом сладостном размышлении я скажу теперь, что только несчастливец может быть истинно счастливым, что счастие — в несчастии. Ты, прелестная женщина, в цвете лет, обожаемая мужем, с пылким воображением, с умом любопытным, богатая, говоришь: «А любовь, а супружеское счастье, а милые дети, а добрые дела, а познания?» Но твой муж может умереть сию минуту, твое дитя может сейчас переломить себе ногу и остаться на всю жизнь уродом, твой ум может помутиться одною каплею молока; воображение стынет, любопытство тупеет… но что я говорю! в своем подвале я разучилась щадить чувствительность… да идут мимо тебя слова сии! Прости меня!