– Послушай, если ты хочешь, чтобы у тебя была хорошая и счастливая жизнь, которую ты заслужила, – беги от меня. Отворачивайся и беги каждый раз, когда увидишь меня. Потому что хуже всего то, что я жадный мерзавец, и я не в силах отказаться от тебя.
Поппи поднимает мое лицо, чтобы заглянуть мне в глаза. В ее собственных глазах стоят слезы, но в голубой глубине блестит сталь:
– Слушайте меня, мистер. Я имею право злиться на тебя, как никто. Но я знаю все, что ты мне рассказал – и все равно пригласила тебя в мой дом. Потому что мне видно то, в чем ты не можешь себе признаться то ли от страха, то ли от боли или стыда. В твоем сердце по-прежнему есть добро. Ты стараешься исправить то зло, которое сделал в жизни. Был бы ты самым раздерьмовым говнюком, тогда другое дело. Но ты не такой. Тебя же беспокоит, что я в такой панике? Правда?
– Раздерьмовым? Такое слово вообще существует?
– Правда? – настойчиво переспрашивает она, сильнее сжимая пальцы на моем подбородке.
Чувство самосохранения у Поппи отсутствует напрочь, и она не принимает в расчет, что я с трудом удерживаюсь на самом краю. На краю чего? Я и сам не понимаю, знаю только, что меня распирает от бурлящих внутри чувств.
– Правда, – с неохотой отвечаю я.
– И ты мне поможешь, правда?
– Я постараюсь, но ты делаешь все возможное, чтобы вляпаться в неприятности. Типа кражи со взломом и нападения с применением оружия, – шучу я в последней попытке хоть как-то уменьшить эффект от того, как Поппи небрежно вычерпывает мою душу ржавой ложкой.
– Очень смешно, – сухо говорит она. – К тому же, на самом деле ты заботишься о своей семье. Иначе ты не думал бы о Кейли и ее свадьбе.
– Да. – На этот раз я соглашаюсь с большей готовностью, понимая, что мне не удастся избежать сеанса этой безжалостной самотерапии.
Мне казалось, что я выстроил вокруг себя непроходимый лабиринт из бетонных стен на гранитном основании, но Поппи рушит их с легкостью бульдозера, целясь в самое сердце. Туда, где скрывается не нежная мягкость, а огонь, который ей нравится. Угли моей души не обжигают, а греют ее. С нее станется испечь что-нибудь вкусное на этом огне.
– Ты не сказала, чтобы я перестал воровать.
Поппи смотрит на меня с удивлением:
– А почему я должна была это сказать?
– Ну, я вор, и я явно испытываю смешанные чувства по этому поводу, но ты не приказала мне бросить это занятие.
– Когда или если ты будешь к этому готов, сам бросишь, – заявляет Поппи со спокойной уверенностью. – Возможно, я еще придумаю, как использовать твои таланты на благо. Потому что ты хороший человек.
И она улыбается мне сияющей уверенной улыбкой.
Поппи и половины всего не знает обо мне, тем не менее сейчас она ближе к моему настоящему «я», чем кто бы то ни было за долгое время. Я наконец-то ощущаю себя человеком, а не просто орудием в руках сильных мира сего.
Когда я с Поппи, есть только мы, и мне хочется раствориться в этом, пусть и ненадолго. Я беру ее за руку и целую кончики пальцев:
– Спасибо тебе.
Поппи дала мне больше, чем может представить, но я жадный. Ее доброта заставляет меня отчаянно желать ее всю. Хотя бы раз я должен выразить эмоциональную бурю в физической форме.
Я с трудом делаю вдох.
– О чем ты думаешь? – спрашивает Поппи, чувствуя, что мое настроение изменилось.
– О том, что хочу трахнуть тебя прямо здесь и сейчас, – может, грубость на грани оскорбления она поймет лучше.
Вместо возмущения Поппи весело усмехается:
– Хорошо.
– Что? – изумляюсь я.
– Я сказала, давно пора. – Она хихикает. – Сколько можно ждать. Здесь или пойдем в спальню? А может, на кухне?
Она еще и выбор предлагает.
– Поппи, ты не сказала, чтобы я перестал воровать, но сейчас ты должна сказать мне, чтобы я остановился. Потому что потом я уже не смогу этого сделать, – тихо рычу я, сожалея, что во мне еще остались крохи какой-то порядочности. Не будь их, я мог бы отыметь ее отсюда и до следующего четверга без малейших угрызений совести.
Она садится на мои колени, обхватив мое лицо ладонями, чтобы я не мог отвести глаз от ее прямого взгляда:
– Если ты сейчас же не трахнешь меня на этой кушетке, мне придется самой этим заняться. Можешь наблюдать или нет, уж как захочешь, но ты весь такой сексуальный … – Она машет в воздухе руками, словно показывая, какой я потрясающий. – Что я и так почти уже кончила.
Я покрепче беру ее за бедра и прижимаю к моему вставшему на дыбы члену, чтобы Поппи почувствовала, что делает со мной ее близость. Я ритмично покачиваю ее, заставляя издавать страстные стоны:
– Ну как, кончила уже?
Она откидывает голову, ее длинные волосы щекочут мои руки. Я собираю пряди в ладонь и осторожно тяну за них, наблюдая за ее реакцией. Поппи хрипло выдыхает «да».
Даже сквозь джинсы я ощущаю жар ее тела. Вспомнив прошлую ночь, утыкаюсь лицом между мягкими холмиками ее грудей, покусывая их через тонкую ткань майки. Поппи вскрикивает, ее бедра содрогаются от желания, и она еще крепче хватается за мои плечи, впиваясь к кожу ногтями.