– Я знаю. У меня были такие же проблемы, когда мы с Эваном только начали встречаться. Тяжело иметь родителей, которым не угодить, что бы мы ни делали.
Что здесь ответишь? Это просто суровая правда.
– Слушай, я раньше не очень-то угождал людям.
– Да, но…
Я фыркаю на ее оценку – как на то, что я умный, так и на то, что юношеские проступки, о которых Кейли наслышана, можно назвать правильным выбором. Интересно, если бы она знала, как далеко я зашел и как глубоко упал, она бы все еще чувствовала то же самое? Но помимо себя, я понимаю, что, когда я взбунтовался, оставив позади ожидания и правила родителей, я также оставил позади… Кейли.
– Мне жаль. – Слова душат меня, и я кашляю: не ожидал что это будет так чертовски тяжело. – Прости, Кей. Прости за прошлое и прости за настоящее.
Кейли поджимает губы, поднимает глаза, быстро моргает и обмахивает руками лицо.
– Перестань. Если ты заставишь меня плакать перед фотосессией, я буду похожа на бесноватого енота с красными глазами и черной кляксой подводки. Тогда мне придется надрать тебе задницу.
– Думай о кокосах, – бурчу я.
Кейли удивленно оглядывается.
– Чего?
– Кокосы, – повторяю я. – Солнцезащитный крем. Песок. Море. Представь все это, почувствуй запах, ощути. На пляже нельзя плакать. Это невозможно с человеческой точки зрения. А может, даже незаконно. По крайней мере, в нескольких странах.
Это слова Поппи вылетают из моего рта. Я чувствую их случайность, но они идут от сердца и, похоже, работают, потому что Кейли тут же смеется и утирает глаза.
– Кокосы. Тогда ладно. Спасибо. И спасибо, что пришел на свадьбу.
– Закрой глаза, – прошу я, роясь в кармане. – И протяни руки.
Кейли одаривает меня недоверчивой улыбкой, но слушается. Когда солнце освещает ее лицо, она выглядит настолько неземной, что у меня перехватывает дыхание. Я вдруг понимаю, как она выросла: теперь она не зубастый ребенок со сбитыми коленками, а красивая женщина, создающая собственную семью.
Вытащив руку из кармана, я достаю маленький блестящий камушек, хотя и сомневаюсь в правильности выбора. А вдруг она не поймет? Вдруг не вспомнит? Слишком поздно. Кейли с нетерпением протягивает руки, и ее улыбка становится ярче с каждой секундой. Поэтому, сильно нервничая, я кладу белый камень в ее ладони.
– Держи.
Кейли открывает глаза и смотрит на подарок. Испустив изумленный вздох, она смыкает пальцы вокруг камня и прижимает его к груди.
– Коннор! Он великолепен!
Я не могу сдержаться – улыбаюсь ее волнению.
– Ты не забыла? Речку на заднем дворе? Я думал о ней на днях, и мне показалось, что это хорошее воспоминание.
– Конечно, я помню. Мы проводили там детство, – говорит Кейли со счастливым, тоскливым смехом. – Знаешь, я ненавидела пачкаться. Вечно грязь под ногтями застревала и лицо было вымазано. Но если ты хотел пойти, я всегда была готова потусоваться со своим старшим братом.
Я удивленно моргаю.
– Кейли… я тоже не хотел. Это ты всегда рвалась поиграть с животными.
Мы закрываем глаза, и оба понимаем, что делали это друг для друга. Что тогда мы сделали бы друг для друга все. И, возможно, сделали бы даже сейчас. Смеясь, я протягиваю руку и впервые за долгое время по-настоящему обнимаю сестру.
– Черт, – признаюсь я, когда она крепко обнимает меня в ответ, – я сейчас заплачу.
Смех Кейли вибрирует в моей груди.
– Нельзя, приятель. Ты заплачешь, я заплачу, а потом заплачет Поппи, потому что я надеру тебе задницу.
Линия разлома в наших отношениях начинает заживать. Конечно, боль по-прежнему остается, но это только начало. Я просто надеюсь, что смогу быть рядом достаточно долго. Впрочем, с моей работой я ничего не могу обещать.
– Кейли, – шепчу я, когда мы немного расходимся, – даже когда меня здесь нет или мы не видимся какое-то время… я люблю тебя.
Кейли гладит меня по груди, даря ту самую лучезарную улыбку, которой мне так давно не хватало.
– Я тоже тебя люблю.
– Стоять, вот так! – раздается голос.
Я поднимаю глаза и вижу фотографа, снимающего момент воссоединения. Инстинктивно я хочу возразить, сказать «никаких фотографий», увернуться от объектива. Такие люди, как я, не любят, когда их фотографируют. Но ради Кейли, на этот раз… я не стану возражать. Я смело смотрю в камеру и обнимаю ее чуть крепче.
Она замечает, и ее улыбка только расширяется.
– Она тебе подходит.
– Не могу не согласиться. – Она хороша… несмотря на мои опасения.
– Не облажайся, Коннор. Тебе сейчас лучше, и я думаю, что Поппи имеет к этому отношение, – продолжает Кейли, когда фотограф отходит чуть дальше. – Кроме того, я всегда хотела иметь сестру. И я не могу представить себе лучшую сестру, чем Поппи Вудсток. – Кейли вдруг обретает серьезность. – Она не любит розовых пуделей, правда же? Тобой я поделюсь, но точно не мистером Пибоди.
Я хмыкаю, как будто обдумывая вопрос.
– Нет, розовых пуделей она не любит. Померанцев – да.