Невеста на полставки

От сознания того, что, возможно, уже завтра он будет заниматься любовью с кем-то еще, мне делается горько и противно. И за себя обидно. Даже если изначально он не воспринимал меня серьезно, я что... настолько сильно не гожусь ему в жены?! Какой во мне изъян? Неужели он правда видел во мне лишь горничную-шлюху? Зачем тогда эти ужины в ресторане? Сон в обнимку? Одни сплошные вопросы, а ответов на них уже не получу.

«Дурочка! Маленькая дурочка!» — мысленно кричу на себя.

Только от этих криков лучше не становится. Сердце болит и кровоточит из-за того, как Энгрин-младший меня оттолкнул. Он сделал это безжалостно, как будто я какая-то прокаженная. Даже разобраться не захотел, бросил на растерзание своему папаше, разве он не знал, какое это животное? Должен был знать, ведь он его сын.

«Что же мне делать дальше?»

Резонный вопрос, а ответа снова нет. Сколько я ни старалась: работала у Габарашвили от зари до зари, потом выполняла все прихоти Энгрина — всё равно оказалась на улице без гроша в кармане. Теперь даже о картошке приходится только мечтать...

Ёжусь от холода и как никогда остро ощущаю, какая я маленькая и беспомощная.

Самое паршивое — деваться мне совершенно некуда, вот вообще. Никаких знакомых в Москве у меня нет. Тем не менее твердо знаю, что к Энгрину-старшему не вернусь. И обратно в приемную семью не поеду. Милый папочка и дядюшка обязательно найдут способ продать меня во второй раз. Спасибо, мне и первого раза хватило.

«Может, на вокзал?»

Только как туда добраться вообще без денег? Да и дороги я не знаю.

Пока размышляю над этим, замечаю, что давно не узнаю улицу, по которой иду. Не помню, куда я вообще свернула. Пытаюсь сообразить, где нахожусь, и не получается. Заблудилась! И сколько брожу, погруженная в свои мысли, тоже не знаю. Ведь у меня даже нет наручных часов. Замечаю, что прохожие попадаются всё реже. Какие-то угрюмые, и не обратишься, чтобы спросить дорогу. Хотя, что мне это даст…

Дома вокруг совсем другие, никаких элитных построек, всё какое-то старое, обшарпанное. Хуже того, на улице темнеет со страшной скоростью... и холодает. Обхватываю плечи руками, пытаюсь согреться.

— Хуже не бывает! — бурчу себе под нос.

«Откуда ты знаешь? Может, кому-то сейчас гораздо хуже, чем тебе!» — спорит со мной внутренний голос.

Сворачиваю в какой-то проулок. Дальше тупик, вдали виднеется какая-то куча тряпья и мусорные баки. Мне туда точно не надо… Поворачиваюсь, чтобы уйти, и тут замечаю, что куча тряпья начинает постанывать.

«Боже… это человек!»

На улице уже очень темно, свет от фонаря до этого проулка почти не достает. И у меня, конечно же, нет фонарика. Стоны тем временем становятся всё громче. Мне удается расслышать, что голос женский:

— Помогите!

Не могу пройти мимо крика о помощи. Решаю выяснить, что же случилось, подхожу ближе. «Куча тряпья» оказывается самой обыкновенной старушкой. Похоже, у нее что-то повреждено, встать сама она не может.

— Деточка, помоги добраться до дома! — просит она меня так жалостливо, что мое сердце сжимается. — Уже час зову, никто не подходит! Я живу совсем рядом, быстро справишься…

Не то чтобы я куда-то торопилась…

— Конечно помогу! Так и замерзнуть недолго, ведь на асфальте лежите!

Сразу кидаюсь к ней. Она хватается за мою руку, пытается встать. Бабушка, мягко говоря, не легкая, но и я не на ладан дышу. Кое-как помогаю ей подняться. Тут замечаю, что одета она ни в какое не в тряпье, просто на ней очень много всего намотано: платок, шарф, безразмерная куртка, разодранная в нескольких местах.

Она не может наступать на одну ногу, предлагаю ей передвигаться прыжками, опереться на меня, что она и делает. Если не считать пострадавшей куртки, женщина кажется вполне опрятной. Что для меня ключевое — спиртным от нее не пахнет, а вот духами немножко тянет.

«Ландыш?» — подмечаю про себя.

— Ограбили, сволочи! Сумку украли! Там вся пенсия, представляешь! Ужас какой… У тебя телефона нет? В полицию позвонить…

— Извините, я его оставила дома… — отвечаю и тут же соображаю, что квартира Энгрин никакой мне не дом. И близко нет.

— И я оставила… Может, и к лучшему! Хоть его не украли!

Пока бредем к соседнему дому — серому хмурому шестнадцатиэтажному зданию — она беспрерывно жалуется на ограбивших ее малолеток и боль в ноге.

— Может быть, позвонить в домофон? Пусть ваши домашние спустятся? — спрашиваю, когда добираемся до нужного подъезда.

— Одна я живу, — признается она нехотя. — Помоги до квартиры добраться! У нас лифт третий день не работает, до седьмого этажа ну никак не допрыгаю!

Со вздохом киваю, предвкушая «легкую» прогулку. Одно хорошо: пока вела старушку домой, хоть согрелась.

Когда оказываемся в ее квартире, вызываюсь помочь ей снять сапоги, сама она просто не в состоянии это сделать. Правая лодыжка у нее довольно прилично опухла. Помогаю ей избавиться от верхней одежды и провожаю на кухню.

— Телефон на холодильнике, достанешь? — просит она, приглаживая черные волосы с отросшими седыми корнями.