Невеста на службе (СИ)

— Для моей сегодняшней роли бодрость должна прямо-таки зашкаливать, — сосед вдруг посерьезнел. — Не понимаю, как ты можешь вставать так рано каждый день? Ты должна сказать своему начальству, что это ущемляет права! Твой график — это же форменное издевательство! Вот поэтому я и не желаю работать официально — из-за невозможности приходить на работу хотя бы к десяти часам.

— Чьи?

— Что «чьи»?

— Я спрашиваю, чьи права ущемляются?

— Да, черт возьми, например, мои!

— Только если так, — я встала со стула и протиснулась мимо Клюгера, занимающего до ужаса

много места. — Советую обратиться в Межгалактический суд по защите прав существ с иных

планет. По-моему, это как раз в их компетенции.

— Думаешь, подействует? — как ни странно, к моему предложению сосед отнесся вполне

серьезно. Стараясь не смеяться, я утвердительно покачала головой.

— Смотри не опоздай на собеседование.

Когда я, уже облачившись в черную форму Службы имперской безопасности, заглянула в

кухню, Клюгер, высунув от усердия язык, вычерчивал что-то на криво оторванном листе

бумаги. Черновики своих жалоб сосед писал исключительно от руки и затем подшивал в

отдельную папочку.

На планете Фрибрин — главной планете Ригаринской империи, занималось весеннее утро.

Серое, неприятное, но уже пахнущее той самой, настоящей весной, которая будоражит молодые

сердца, заставляя совершать необдуманные поступки. Той самой весной, пробуждающей в

пришельцах из Иделльской Галактики первобытные инстинкты и превращающих их в жестоких

насильников и убийц. Той самой, которая напоминает о детстве и заставляет мыслями

возвращаться к путешествиям по лужам и стрельбе из деревяшек.

Радостные воспоминания из детства у меня отсутствовали, а со своими инстинктами удавалось

справляться без особых проблем, поэтому с грустью подумав о том, что работы теперь

прибавится, я поплелась к мотоциклу.

Пришельцы из Иделльской Галактики были головной болью для всех ригарийцев, а не только

для правоохранителей. Высокие, мускулистые, покрытые жесткой щетиной — весной они вели

себя как настоящие звери, исполняя только свои низменные желания — жрать, убивать и

драться. На их планетах такое поведение было нормой — акт размножения происходил именно

в это время года, но жертв обычно мало успокаивал тот факт, что их избрали в качестве

инкубатора.

Я подошла к железному другу и удовлетворенно хмыкнула — вокруг была разбрызгана краска, а это значит, малолетние умельцы, покатавшиеся уже не на одном автомобиле нашего района, наконец-то потерпели фиаско. А если учесть, что по совету нашего технолога-разработчика в

краску был добавлен сок фижевого цветка, действующего, как сыворотка правды, то чувствую, вредные подростки не скоро еще смогут развлечься таким образом, ведь и на мотоциклы и на

сиденье автомобиля нужно садиться, а горящие от порки задницы этого не позволят.

Если бы у меня имелось больше свободного времени, можно было бы вычислить угонщиков и, взяв с собой Клюгера, сделать небольшое внушение. Но чего нет, того нет, придется уповать на

гражданскую ответственность матерей.

В такую рань машин на дорогах почти не было, да и те, которые все-таки встречались, управлялись автопомощником, позволяя своим хозяевам счастливо досыпать жизненно

необходимые минуты. На мотоцикл такого помощника установить было нельзя, но владельцам

автомобилей я нисколько не завидовала — ничто не радовало меня так, как ощущение под

ногами ревущего, не до конца подчиняющегося мне, металла. Меня никогда не прельщала роль

пассажира, а управляй мотоциклом и вовсе, искусственный интеллект, я бы, наверное, перешла

бы на ролики.

Стоянка перед отделением СИБ была наполовину занята — в основном, автомобили

принадлежали сотрудникам, не ушедшим еще с ночной смены. Я припарковалась и, сняв шлем, взглянула на часы. До начала рабочего дня оставалось пять минут, и опоздавшим вряд ли бы

кто-то позавидовал. Ровно в шесть часов утра и ни минутой позже, на свой пост у двери

заступала Тритри Гайдина — тучная дама неопределенного возраста с тугими колечками

кудряшек и пронзительным голосом. У нее были вечно покрасневшие глаза, подозреваю, от

бессонницы, вызванной тяжелыми думками как бы кого подставить, и покрытые сыпью щеки

из-за круглогодичного злоупотребления клубникой.

Гайдину не любили. Не одному, и даже не пятерым сотрудникам нашего отделения попортили

жизнь ее писюльки, облаченные в форму докладной записки на столе капитана.

Я проскользнула мимо злобной вахтерши, с надеждой выглядывавшей из-за своего стола, и с

намеком постучала по часам, демонстрируя, что не опоздала. Гайдина вздернула нос и

недовольно отвернулась.

— Рэйя, — окликнул меня стажер. Работал он у нас два дня, и имя его я еще не запомнила.

Вполне возможно, что через неделю, после очередной облавы на гренадов, он с воплями

покинет наш отдел и никогда больше не вернется, а если так, то засорять свою память

бесполезными именами не стоит. — Тебя вызывал капитан. И еще, — невысокий паренек с

тонким носом и едва пробивающимися под ним усиками, приблизился и доверительно сообщил:

— У него кто-то из начальства.