Но тут случилось невероятное, я почувствовала тепло. Сначала нагрелась правая ладонь, затем левая. Тепло разрасталось, превращаясь в жар. Затем появился пар. Легкие маленькие клубы стали отходить от кожи, а после они начали светиться. От моих рук исходил свет, яркий, чем-то напоминающий солнечный, но гораздо чище, белее. Я не верила своим глазам, вместе с тем испытывала нечто просто потрясающее. Словно я вышла из привычных рамок обычного человека и стала чем-то, что было гораздо больше. Тем, что было сильнее.
– Я исчезаю, – Люка смотрел на меня с завистью и ненавистью одновременно. Это была его магия. Его сила. И держала ее в руках сейчас я. – Но кое-что я все же сумею тебе преподнести напоследок. Маленький дар, – я уставилась на него: разве мог он подарить мне еще что-то? – Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор прежде, чем эта тварь пробудится, Лена.
Призрачный Люка бросился прямо на меня и тут все вокруг растворилось в уже знакомой мне тьме.
Глава 22. Сказка о чудовище
Я стояла в темном углу обшарпанной горницы. Свет от лампад еле касался моих ног. У дальней стены стояла деревянная кровать без спинок. На ней лежал рослый мужчина. Косая сажень в плечах, густая черная шевелюра. Он был красив, статен. Он почти не шевелился, но его крепкие руки не давали даже на секунду усомниться в своей силе. Только взгляд выдавал больного. Те самые опустошенные глаза, в которых медленно угасал огонек жизни. Я уже видела такие, когда умирала моя бабушка. Болезнь медленно съедала ее изнутри, и к моменту, когда жизнь уже почти покинула ее тело, она смирилась с неизбежным, а вместе с этим и пришла та самая пустота.
– Пап, – в комнату вошел мальчик.
Это был Люка. Немного старше, чем в моем прошлом видении. Он медленно приблизился к кровати отца и остановился в паре шагов. Он сжал руки за спиной, нервно перебирая пальцы. На его лице читалась грусть, но он не был охвачен паникой и страхом. Нет, он тоже смирился. Хотя и старался этого не признавать.
Я понимала эти чувства: мысленно уже похоронить того, кто еще жив, но уже на грани – не самое лучшее, к чему можно прийти рядом с неизлечимо больным. Но, как бы это ни прозвучало, это помогает. Помогает тебе смириться на какое-то время с тем, что ты потеряешь дорогого человека, только… Когда это все же происходит на самом деле, ты вдруг оказываешься к этому не готов. Парадокс. Но это так. Пережить потерю в мыслях и испытать ее наяву – разные вещи. Можно опустить руки, якобы перестать надеяться, но, когда их по-настоящему отдергивают вниз без права «подождать еще день, хотя бы минуту», это уже другое.
– Подойди ко мне, сын, – тихо произнес мужчина.
Он повернулся к нам. Люка поспешил опустить взгляд, пальцы сильнее сжались за спиной. Ему было страшно взглянуть на отца. Страшно стереть старый образ и заменить его полные жизни воспоминания на эти моменты. И это я тоже хорошо знала по себе.
– Люка, – позвал он, не понимая, почему сын медлит.
– Да, – неуверенно отозвался мальчик и медленно подошел к кровати отца.
Дрожащая рука, что еще недавно показалась мне такой сильной, еле добралась до штанины сына. Пальцы кое-как ухватились за ткань, но удержаться не смогли и упали. Люка быстро поймал руку отца и уложил обратно на кровать. Тот с благодарностью посмотрел на него и попытался улыбнуться, но вышло не очень правдоподобно.
– Тебе больно? – со страхом спросил мальчик.
– Нет, – тихо ответил мужчина. – Сядь, нам надо поговорить.
– А если, – он сделал глубокий вдох и выпалил на скорости, – а если я не хочу разговаривать?
Мужчина попытался засмеяться, но закашлялся. Придя в норму, он серьезно взглянул на мальчонку и тихо произнес:
– Придется.
Люка помялся пару секунд, но, еще раз внимательно всмотревшись в лицо родителя, все же решил не убегать. От этого все равно не сбежишь.
– О чем ты хочешь поговорить?
Он посмотрел в угол, где пряталась я, но его взгляд ничем себя не выдал. Верно, меня здесь нет. Это его воспоминания. Я выдохнула с облегчением.
– О нашем роде.
– Я уже знаю.
– О чем? – удивился отец.
– О том, что не слабак, – мальчик гневно сжал кулаки. – Я пошел в бабушку.
Отец опять улыбнулся безликой улыбкой.
– Не только в нее.
Он протянул левую руку сыну, и на его ладони появились странные голубые узоры. Они не были похожи на татуировки на его предплечье, их линии были мягче, и начало они брали из одной точки.
– Что это? – спросил маленький Люка.
– Это твое наследие, сын мой.
– Я не понимаю, – он с жадностью продолжал рассматривать магическую метку.
– Я из древнего клана.
Глаза мальчонки озарились искорками любопытства, и он, затаив дыхание, уставился на отца.
– Какого?
– У него нет имени и не должно быть. Единственное, что ты должен знать, хранится здесь, – он указал взглядом на свою сияющую ладонь. – Это то, что теперь ты будешь хранить. И когда-нибудь передашь своему сыну.
– Что это, папа?
– Это истина. Правда, которую никто не должен знать, но такие, как мы, обязаны помнить.
– Какая правда?
– Правда об Иране.
– Иране? – Люка закусил нижнюю губу и слегка наклонился вперед, ближе к отцу.