– Похоже на то, – тянет Илья и опускает взгляд на меня, так доверчиво прижавшуюся к его боку. – Околдовала, – я прям вижу, как на языке у него крутится слово “ведьма”, и вот не знаю, то ли обидеться, то ли посмеяться.
– Правда, потом из-за этой моей ночной жизни кто-то в офисе клюет носом в документы, – с усилием выныриваю из черных омутов Ильи и отодвигаюсь, вновь приступая к обеду.
– Да ну? – удивленно хохочет Сергей.
– Кхм...кхм… – слышится покашливание по левую руку напоминающей о своем присутствии Эммы.
– Да-да, и бывает, случаются забавные курьезы. Например, не так давно, Илья отправил инвестору вместо нового договора статейку со сплетнями из бульварного журнальчика, – щурюсь, едва сдерживая смех, припоминая недавний инцидент, произошедший в офисе. – Разгромную статейку, надо сказать, – киваю, довольная собой, и теперь уже отец Ильи начинает по-настоящему задорно хохотать, постукивая сына по плечу, а этот бука-“женишок” только хмурит свои чернющие брови, сдвигая их к переносице, и с остервенением мучает бедный стейк, явно представляя мою голову на месте куска мяса.
Естественно, как тут не беситься!
Это было такое фиаско!
Когда какой-то нерасторопный бедолага с внутренней почты Сокольского вместо того, чтобы скинуть серьезному мужчине в годах рабочие документы, отправил статью из желтой прессы про этого же мужичка и его любовницу! Смеялись мы тогда всем офисом, а потом так же всем офисом летали на матах и с ит-отделом взламывали чужие сервера, чтобы незаметно замести следы. Тот еще был денек. И, как всегда, кстати, виноватой оказалась кто? Правильно, его любимая Загорская!
– Так что я бы ему важные документы в такие дни не доверяла, – заканчиваю мысль.
– Просто у меня до ужаса нерасторопная секретарша.
– Личная помощница, – смачиваю горло изумительным красным полусладким.
– Что?
– То, – краем глаза замечаю, как злится Эмма, которую, кажется, выкинули из беседы. И в голову закрадывается шальная мыслишка: а уж не наш ли близкий контакт и щебетание с ее сыном так ее злит? Ревнует?
Идея, как проверить, появляется мгновенно:
– Любимый, не передашь соль? – намеренно приторно сладким голоском обращаюсь к Илье, краем глаза наблюдая за свекровью.
– Передам… – рычат на меня, – любимая, – тянется к солонке Илья, а мне хватает пары секунд и недовольного стука вилки по тарелке Эммы, чтобы понять, что я не прогадала! Ревнивицу-мать буквально переворачивает.
– Спасибо, дорогой, – продолжаю игру, и когда Сокольский ставит передо мной баночку, я, улучив момент, целую его в колючую щеку, глубоко вдыхая аромат его геля после бриться. М-м-м, сногсшибательно. А когда отстраняюсь, вижу выгнутую в удивлении бровь мужчины и тихое: “Оторожнее, Настя”. Что это было – намек или предупреждение? В любом случае, он прав: главное – не заиграться.
– Много соли вредно для фигуры. Собственно, как и сахара, – говорит Эмма, скрипя от злости.
– Настя очень мало ест – отвечает за меня Сокольский моментально, а я в удивлении округляю глаза. Откуда он узнал? – иногда, наоборот, хочется ее хорошенько раскормить.
– Ты же знаешь, что мне нельзя. Работа. У нас очень, и очень, и очень придирчивое начальство, – говорю с намеком, не могу не воспользоваться таким моментом.
– Возможно, потому, что вы заслуживаете такое начальство, нет? Любимая.
– Но если бы наш директор хоть раз в день позволял себе улыбнуться, возможно, коллектив работал бы продуктивней, – парирую, упрямо поджимая губы. – Метод кнута и пряника еще никто не отменял.
– Прям-таки вас там загоняли и загнобили, бедных.
– Именно: не вздохнуть, не выдохнуть. Шаг влево, шаг вправо – расстрел на месте. А если, не дай бог, ты опоздаешь на пять минут и, совещ… то есть показ! Показ начнется без тебя, все-е-е, конец контракту.
За столом виснет тишина, и чета Сокольских явно не понимает, какой сейчас двусмысленный диалог происходит у нас с их сыном, который уже поигрывает желваками от злости.
– Это вы сейчас о чем? – решается вставить свое растерянное Эмма Константиновна.
– Настя любит жаловаться на свое начальство, мам. Не обращай внимания, – кивает, бросая взгляд на родительницу, Сокольский и залпом осушает виски в бокале. – У нас частенько спор на эту тему. Просто Анастасия не знает, что значит стоять во главе многомиллионного холдинга и каждый день заставлять эту махину работать, чтобы сотни человек не остались без своих кровных.
– Зато Настя знает, что такое работать, добиваясь повышения, а остаться в итоге ни с чем. И да, Илья обожает тыкать меня носом в мои ошибки, Эмма Константиновна, – подмигиваю женщине, вконец осмелев. В конце концов, мне терять уже точно нечего.
– Настя, – осаждает меня женишок.
– Что, любимый?
– Ешь.
– Как скажешь, – одариваю дышащего огнем от гнева Сокольского улыбкой и под его пристальным взглядом запихиваю в рот вставшую комом в горле помидорку.
Нет, мы точно либо убьем друг друга к концу выходных, либо меня закопает где-нибудь под пальмой Эмма Константиновна, за то, что я так смело перечу ее любимому сыночку.
– Илья.
– Что еще, Настя?