Невеста Нила

— Ах если бы ее поскорее перевести сюда! — заметила дамаскинка. — Но, пожалуй, твоя мать, Орион… побоится отпустить свою любимицу в еретический дом?

— Предоставь мне с Филиппом устроить это дело, — отвечал юноша. — Если бы ты знала, как обрадовалась малышка!

Орион отвел Паулу в сторону и спросил ее с тревогой:

— Не слишком ли смело с моей стороны надеяться на твою взаимность?… Принадлежит ли мне твое сердце? Что бы ни случилось, могу ли я положиться на тебя и твою любовь?

— Да, да! — вырвалось у Паулы из глубины сердца.

Ее возлюбленный вздохнул с облегчением и радостно последовал за Руфинусом.

Придя в освещенный кабинет, Орион сообщил старику, не называя имени Катерины, о намерении патриарха упразднить монастырь святой Цецилии. Хотя между ним и монахинями-мелхитками не было ничего общего, но юноша дал себе обет стоять за каждое правое дело и беспощадно бороться с грубым произволом. Он помнил, как горячо отстаивал этот монастырь от притязаний патриарха его покойный отец. Паула также любила сестер греческой обители; заступничество Ориона за них обрадует его возлюбленную, а сам он найдет исход своим нравственным страданиям, покровительствуя беззащитным.

Руфинус с возрастающим удивлением и ужасом прислушивался к рассказу гостя. Когда тот кончил, старик вскочил с места, не зная, что предпринять, и ломая руки. Однако юноша успокоил его, сказав, что есть средство помочь несчастным. Маститый филантроп и неугомонный скиталец по свету весь обратился в слух; как старый боевой конь, запряженный в плуг, бьет копытом землю и гордо выгибает шею, заслышав военную музыку, — так и Руфинус выпрямился, сверкая глазами, полный энтузиазма и энергии.

— Молодец, Орион! — воскликнул старик. — Я помогу тебе не только словом, но и делом. Мне давно казалось, что ты человек недюжинный, несмотря… несмотря на кое-какие промахи; но тот, кому приходилось заблуждаться, пожалуй, больше стоит за правду, чем самодовольный, лицемерный фарисей с его непогрешимостью и черствой душой. Теперь уже довольно поздно, однако игуменья, верно, еще на ногах, потому что в монастыре не звонили к ночной молитве. Что ты хочешь предложить почтенной настоятельнице?

— Скажи ей, что послезавтра в это время…

— Почему не завтра? — перебил пылкий старик.

— Потому что мы не успеем завершить необходимые приготовления в такое короткое время.

— Хорошо, хорошо!

— Итак, послезавтра вечером большая барка — не из наших — причалит к берегу у монастырского сада. Я буду сопровождать женщин до Дамьетты, лежащей на Средиземном море. Еще сегодня ночью подъедет туда гонец к моему двоюродному брату Колумелле, который владеет множеством кораблей. Он приготовит парусник и отвезет монахинь, куда пожелает игуменья.

— Отлично, великолепно! — с воодушевлением воскликнул Руфинус. Он схватил палку и шляпу, но тут его сияющее лицо сделалось серьезным. С видом спокойного достоинства подошел он к изумленному юноше, взглянул на него с отеческой приветливостью и сказал:

— Я знаю, какое горе причинили твоей семье наши единоверцы, а между тем ты рискуешь головой, вступаясь за мелхитских монахинь. Это доказывает твое редкое благородство и великодушие. Мне выставляли тебя пустым светским человеком, а между тем я нашел в тебе то, что напрасно искал во время своих долголетних странствований в людях добродетельных и набожных: именно самоотверженную готовность помочь в беде иноверцам. Но ты молод, Орион, а я стар. Тебя радует подвиг, а я думаю о его последствиях. Знаешь ли ты, что тебя ожидает, если твое заступничество будет обнаружено? Помни: Вениамин самый неумолимый и самый могущественный враг мелхитов. Он не остановится ни перед чем, стараясь погубить тебя.

— Я уже взвесил все заранее.

Тут Руфинус положил левую руку на плечо Ориона, а правую на голову и воскликнул:

— Прими же благословение старца и отца!

— Отца! — повторил Орион в радостном волнении и склонился на грудь добряка. После этого Руфинус поспешил в монастырь, а сын мукаукаса присоединился к женщинам, которые были очень удивлены, когда старик исчез за калиткой монастырского сада.

Встревоженной Иоанне не сиделось на месте. Пуль рассеянно отвечала на вопросы Ориона и Паулы, старавшихся втянуть ее в разговор. Только сын мукаукаса и дамаскинка были поглощены друг другом. Они оживленно перешептывались между собой, забыв весь мир. Наконец, услышав тяжелый вздох Пульхерии, Паула озабоченно спросила ее:

— Что с тобой, дитя?

Та отвечала с беспокойством:

— Я чувствую, здесь затевается что-то недоброе. Хоть бы Филипп скорее пришел к нам!

— Мы, слава Богу, все здоровы, — возразил Орион.

— Да, да, действительно все здоровы! — торопливо отвечала девушка, но при этом подумала про себя: «Вы полагаете, что он нужен только больным. Неправда! Филипп сумеет помочь во всякой беде».

Каждый чувствовал, что в воздухе собирается гроза, и когда Руфинус вернулся, эти опасения подтвердились. Молча снял он шляпу, положил ее вместе с палкой на скамью, потом нежно привлек к себе жену и сказал: