Что за непосильная ноша легла на его душу и закрыла путь к открытию тайны? Собственные дела эсквайра, как и дела его клиентов, оказались в самом безупречном порядке. Его вдова, маленькая, полная, бесцветная женщина, всю жизнь которой поглощали домашнее хозяйство и религия, не находила объяснений страшному поступку своего покойного мужа. Адвокат вернулся из своей поездки на закате дня, пребывая в преотличном настроении. Он, правда, огорчил свою маленькую жену тем, что громко распевал мирские песни, делая это немногим лучше, чем завсегдатаи какой-нибудь таверны, а после ужина, мурлыча все те же мелодии, он отправился в свою контору, предупредив перед уходом миссис Киллиан, чтобы она не ждала его раньше полуночи. То, что это бодрое и веселое состояние духа адвоката проистекало от предвкушения скорого установления им мест, где было спрятано завещание и где находилось тайное хранилище сокровищ старого скряги, о чем эсквайр намекнул мне в своей записке, не вызывало сомнений. М-р Сэквил думал точно так же. Но это не продвинуло нас с пастором далеко вперед в поисках мотивов безумного, ставящего наев замешательство, поступка адвоката. То, что удалось узнать или о чем догадался Киллиан, умерло вместе с ним; а я не имел ни власти, ни телесной силы, ни душевной энергии, ни необходимых знаний, чтобы вновь начать эти поиски.
Я вновь обратил свои мысли в прошлое: к моим надеждам на богатство, на процветание дел моего дяди, на мою любовь к Фелиции, на наше семейное счастье - я думал об этом, словно юноша, увлеченный мальчишескими мечтами о легких успехах и скором отличии. Вспоминая три прошедшие недели, я казался себе похожим на человека, околдованного чарами любви, очарованного своей решимостью. Сейчас у меня была единственная цель: добиться и удержаться в таком положении, при котором я буду наиболее полезен Фелиции, и для достижения этого результата я должен как можно скорее восстановить свои силы, чтобы хотя бы приблизиться к моим прежним физическим возможностям. Это была трудная и напряженная первоочередная работа, исполнение которой, вне сомнения, позволило бы мне вынести те тяжелые испытания, которые с самого начала были уготованы мне Творцом. Я не мог есть, переворачивать страницы книг или, гуляя по улицам городка, размахивать тростью, не отдавая себе при этом полного отчета в том, что моя физическая немощь - это вызов, брошенный мне судьбой; и ежедневные маленькие успехи, как в восстановлении сил моей искалеченной руки, так и в преодолении трудностей, связанных с ее ограниченными возможностями, служили постоянным стимулом в моем движении по тому неизвестному пути, который я предпочел избрать.
С каждым днем для совершения моего утреннего туалета мне требовалось все меньше и меньше времени; упражнения левой рукой в искусстве письма, которым я посвящал время до полудня, стали даваться мне легче, а их результаты становились все менее неразборчивыми. Вскоре я перенес эти занятия в бухгалтерию моего дяди и добился того, что в большинстве случаев мои усилия не оказывались тщетными. В то же самое время я пришел к выводу, что, проявляя осторожность, я смогу в своих дневных верховых прогулках обходиться без помощи мальчика-конюха. Доктор разрешил мне ходить без перевязи; и с помощью петли на поводьях, накинутой на мое правое запястье, я мог, натягивая и ослабляя их, управлять своей лошадью. Каждый вечер, когда я поднимался из своего подвала, мои глаза были наполнены жгучей болью от пороховой гари, грома и вспышек выстрелов моего пистолета, стреляющего в тесном и узком канале подземелья, а сознание с удовлетворением отмечало, что рука моя становится все тверже, а кисть проворнее.