Невеста палача

Открываю первую попавшуюся дверь. Палач стоит, лбом уткнувшись в стену. В руке сжимает член. Держит так, что костяшки пальцев побелели. Так и замер, без единого движения.

– Тебе помочь? – сказала, и только потом сообразила, что ляпнула.

Глава 8

Настоящее… Руслан

Все сука у меня забрала. Опустошила до предела. Ничего нет. Ей живу. Гребаными воспоминаниями. Убить. Размазать мозги по стенке. А нет. Не смогу. Тогда не смог, а сейчас подавно.

Душу мою себе присвоила. За решеткой только и выстоял, благодаря вере. А реальность снова больно хлыстом шибанула. Да по самому сокровенному.

Сижу под деревом. Бомжицкое тряпье натянул. Парик нацепил. По факту вот оно мое лицо – конченый сброд. Пустой. Сука давно все нутро выпорожнила. Сожрала меня с потрохами.

Детская площадка. Мая залезает на горку. Под присмотром няньки. Красивая деваха получилась. Больно смотреть. Еле сдерживаюсь. До одури хочу подойти обнять. В глазищи огромные заглянуть. Большие, как у мамки.

Гребаная иллюзия семенного счастья. Я, она, Мая. На краткий миг поверил – это возможно. Позволил себе прикоснуться к счастью. А потом блядская судьба еще сильнее долбанула. Последнее отняла.

Не моя дочь она, не моя. А тянет к дитю, как к дочери родной, нестерпимо, как магнитом. Даже вот так издали наблюдаю, сил набираюсь. Тепло по опустошенной душе разливается.

А ведь Мая – плод предательства. Сука быстро ноги раздвинула. Быстро курс сменила. Подстроилась.

Долго не верил. Если бы в тюряге узнал – живым бы не вышел. А так ради них выстоял. Все за иллюзии цеплялся.

Потом уже тут на воле просветили меня. Не поверил. Пока долбанный тест ДНК не сделал. Нет там моего ничего. Не моя дочь. Не моя женщина Елизавета Петровна. Больше не моя. А была ли моей?

А тоска по ней по венам проходит, жжет до безумия. Растоптала она меня похлеще бульдозера. Все нутро в пыль превратила.

Базара нет, тогда сам принял решение. Меня в капкан загнали. Единственный выход ее спасти – отпустить. Со мной бы погибла. Ей будет лучше без меня. Я замарал ее в грязи, кровью нежные руки испачкал.

Но бл…дь не так же быстро. Сразу в койку к другому. Еще и ребенка заделать. Послушная оказалась. Сроки сами за себя говорят. Особо не парилась, не плакала. Сразу ноги раздвинула.

Убить суку. Не. Пусть живет. За нас двоих. Пусть счастлива будет. Болезненное облегчение по телу проходит. Не со мной, но в безопасности.

Обещание свое исполнил. И все, что задумал, до конца доведу. А потом. А ни хрена потом… будущего нет для меня. Все там вместе с ней оставил.

Должен был для всех сдохнуть. И для нее тоже. А не смог. Записку оставил. Чтоб знала сука. Чтоб нить уловила. Зачем? Слабость. Безнадега. Разрывает без нее на куски. А потом вновь себя по частичкам собираю. Что пройти очередной круг ада. Воскресаю, чтобы прожить в пекле еще один день. И не высечь, не выжечь ее из памяти. Въелась в меня намертво. К себе сука пригвоздила.

– Привет, – вздрагиваю. Малышка стоит, улыбается, смотрит огромными глазищами. Протягивает крохотную ручку, – Давай, знакомиться, – удар под дых. Спазм горло свел. Как дышать забыл.

Смотрю в направлении ее няньки. Болтает с мамашами. На ребенка даже не смотрит.

– Тебя не предупреждали, – голос хрипит, еле слова из себя выдавливаю. Сердце на куски разрывается, – Что с незнакомыми людьми, говорить нельзя?

– Говорили, – кивает, и мордашка еще светлее становится, – Но ты ведь хороший, – дотрагивается до моей руки, в душу смотрит. Демонов моих разгоняется. По углам спрятались шакалы, испугались крохи.

В сердце надлом. Тысячи ножей вспарывают грудь. Все бы отдал, чтоб моей дочерью была. Только чудес не бывает не в этом долбаном мире. Не моя. Не моя. Реальность молотом по башке бьет. Пытается на место мозги вправить. А у меня тепло по телу, щемящая боль в груди. Словно в реале моя кровь, мое дитя. Хочу обнять, защитить, оберегать. Отцом для нее стать.

В ней же все от нее. Ее частичка. Ее продолжение. Потому и тянусь. Потому и своей готов признать. И признал. В душе признал. Сердцем принял. И доведу дело до конца. Разберусь с ублюдками, только бы мои девочки в безопасности жили. Чтобы улыбались каждому дню. Чтобы к свету шли. А я тут в гребаной грязи останусь. Где мне и место на дне. У них семья уже. Мне там места нет. И не может быть.

– Плохой я, – бросаю с грустью. Смотрю в глаза карие, не по-детски взрослые. – Нельзя подходить к чужим. Опасно это, – А няньку им пора сменить. За ребенком не следит курица безмозглая. И это когда еще опасность над ними висит. Что за беспечность?!

– К тебе можно. Ты не обидишь, – упрямая, как мать.

Нельзя мне больше около нее околачиваться. А я ничего с собой поделать не могу. Хоть одним глазом глянуть. Представить, что меня папой назовет. Что за ахинею несу. Совсем крышак протекать стал. Умом двинулся окончательно. Рискую. Подставляюсь. Лишь бы дитя увидеть. Ее дитя. Которое на короткое время способно сердце оживить, вновь биться заставить. Хрен с ним, что кровь не моя. Они для меня родные. Мои девочки. Малышки. Мои недоступные. Мои дорогие.