Невеста по найму (СИ)

Евдокия смотрела в спину задумавшегося Шаповалова. Переминалась с ноги на ногу и не знала, как себя вести. Она здесь представлялась и работала, а для Васильевича здесь каждая сосна, любовно высаженный кустик, ступеньки на крыльце - воспоминания о друге.

На той скамейке, что видно из окна, они сидели. По этим дорожкам они гуляли. Выпивали на веранде. Шашлычки зажаривали на мангале. Траву под соснами косили...

Тоска лежала на понурых плечах ветерана. У Евдокии сердце защемило.

-  Николай Васильевич... - тихонько позвала сыщица. - Мне чемодан разбирать, переодеваться?

-  Сбиваешься, Дусенция, - неожиданно и хрипло отозвался Шаповалов. - Я папочка, а не Николай Васильевич.

-  Простите... Прости.

-  Вот это правильно, - сказал Васильевич и развернулся. Лицо матерого разведчика отражало такую мрачную решимость, что Дуся мысленно пожелала убийце его друга сдаться добровольно и обязательно властям. Евдокия уже знала, что у чужого жениха рука не дрогнет, нажимая на спусковой курок, теперь была уверена, что этот дяденька способен разорвать врага и голыми руками.

Лицо Шаповалова напугало Евдокию, и он это понял. Улыбнулся вымученно, потер подбородок пятерней.

-  Как думаешь, мон шер, мне побриться?

-  И так нормально. Не на празднике.

Евдокия старательно обходилась без обращения. (Коньячные пары помаленьку выходили.) Пугливо поглядывала на двуспальную кровать.

-  Не переживай, приставать не буду, - нашел в себе силы для шутки понятливый шпион. - Но спать придется вместе, Дуська. Мы как-никак жених с невестой и люди современные. - Дуся молча кивнула, потянулась к застежке чемодана. - Ты тут давай переодевайся, сполоснись с дороги, а я вниз пойду. Пока девчонки стол накрывают, потолкую с ребятами. Есть о чем.

Николай Васильевич двинулся к двери, Евдокия остановила его на пороге смущенным вопросом:

-  Васильевич, а почему тебя здесь дядей Мухобоем величают?

Шаповалов задумчиво поджал губы, подумав, предложил:

-  У меня будет повод на спортинг-полигон зайти. Возьму тебя с собой, там покажу, как получают такие прозвища.

                                                                ***

После душа Евдокия причесывалась у окна, дающего обзор практически на весь немаленький участок. Смотрела на крышу крохотного флигеля, почти скрытого за порослью елочек. Поглядывала на второй, недавно выстроенный дом, где по рассказам Шаповалова обосновался младший сын Муромцева с семьей. Прикидывала, можно ли незаметно пройти от ворот до флигеля, не попадая под обзор окон первого этажа дома Ильи Владимировича и жилища его таможенного сына?

Получалось - можно, но скачками и вприсядку. И это, если не учитывать охранника Бурана. А пес, по мнению Васильевича, чужого близко не подпустил бы!

Загадка.

Участок по периметру окольцевали пышные кусты колючего боярышника, так что через забор здесь не перемахнуть никак. Да и поселок из бывших обкомовских дач отлично охраняется... Проезжая от шлагбаума, Васильевич показал Дусе крышу губернаторского дома.

Головоломка. Не исключено, составленная профессионалом, без надежды на ответ.

К столу, накрываемому на веранде, Евдокия спустилась в черном костюмом с явным намеком на школьную форму (и приснопамятный дуэт «Тату»): юбка в складку до колен, пиджачок с рукавами до локтей, белая блузка-топ воротом чуть-чуть топорщится. В чемодане был и черный галстук, но по причине духоты и подпаленной в солярии кожи Землероева его презрела. Решила - так сойдет, и без того картина маслом вышла: двадцатипятилетняя девица на выданье в нимфетку заигралась.

Выпивающие у перил веранды мужчины окатили вышедшую Евдокию взглядами.

Не задержались. Но и не пофыркали.

Землероева покачалась на носках туфелек-балеток, поерзала спиной по дверному косяку, но бросить «жениху» призывный взгляд - милый, ты меня забыл?! - не решилась, хотя по роли следовало бы. Николай Васильевич явно обсуждал нечто важное, хмурился, губу сосредоточенно покусывал.

В углу веранды, на плетеном кресле с высокой спинкой сидела грузная носатая бабушка с вьющимися волосами цвета соли с перцем. Глубоко посаженные черные глаза неприязненно исследовали новоявленную «погремушку». Сказать по совести, будь Землероева сама собой, она б под этим взглядом и скончалась бы.

Но Дусю защищала роль - пуленепробиваемая глупость. Евдокия сделала вид, будто приняла негодующий взгляд за призыв к общению, прошелестела балетками по доскам пола и изобрела перед креслом с бабушкой нечто напоминающее книксен-реверанс с приподниманием подола и отставленной назад ножкой:

-  Добрый вечер. Вы Ираида Генриховна? Меня зовут Инесса, но я с детства терпеть не выношу, когда меня так называют...

Взгляд бабушки из неприязненного превратился в пораженный, поскольку Землероеву несло. Еще по дороге в город Н-ск Евдокия наметила Ираиду Генриховну как основной источник информации и посему втиралась к бабушке в доверие.