— Меха? — переспросила Николь, вдруг вспомнив содержание письма. — Джейни, эти ткани предназначены не для меня, а для Бьянки. Нельзя шить наряды по моей фигуре. Они ей не подойдут.
— Я не собираюсь шить платья для какой-то женщины, которую никогда не видела, — сказала Джейни, с трудом распутывая узел на веревке. — Клэй сказал, что надо сшить платья для его жены, а, насколько мне известно, кроме тебя, жены у него нет.
— Я не смогу взять то, что предназначено другой женщине.
Джейни сунула руку под подушку на койке второго яруса и извлекла оттуда большую связку ключей.
— Это надо мне, а не тебе. Хоть бы разок увидеть, что Клэйтон не сможет чего-то купить или получить даром. Все девушки и женщины в Виргинии от него без ума, но ему этого мало. Ему подавай какую-то леди из Англии, которая, возможно, знать его не желает! — С этими словами Джейни подняла крышку сундука и улыбнулась, заглянув внутрь.
У Николь разыгралось любопытство. Она подошла к Джейни, заглянула в сундук и ахнула. Она давным-давно не видела шелковых тканей, а шелков такого качества не видела никогда.
— Англичане боятся тех, кого они называют низами общества, поэтому делают вид, будто сами принадлежат к низам. В Америке все равны. Там безбоязненно можно носить самые красивые, дорогие вещи, — заявила Джейни. Она вынула из сундука отрез переливающегося шелка сапфирово-синего цвета, набросила на плечи Николь и закрепила на талии. — Нравится? — спросила она.
Николь потерлась о шелк щекой и чуть шевельнулась, чтобы ощутить его прикосновение к обнаженным рукам. И получила чувственное, прямо-таки греховное наслаждение.
Джейни между тем уже открывала следующий сундук.
— Как тебе такой пояс? — Она вынула широкую атласную ленту темно-синего цвета и обернула ее вокруг талии Николь.
Затем открыла еще один сундук.
— Не желаете ли шаль, миледи? — рассмеявшись, спросила она и, прежде чем Николь ответила, вытащила из сундука не менее дюжины шалей: пестрые пейслинские из Шотландии, кашемировые из Англии, хлопковые из Индии, кружевные из Шантильи.
Николь лишь охала от изумления, а Джейни открывала все новые сундучки и шкатулки. Там были бархат, батист, перкаль, мягкие шерстяные ткани, мохер, лебяжий пух, легкая саржа, прюнель, полушерстяная блестящая «тэмми», тюль, органза, креп, изысканные французские кружева.
Николь, не выдержав, неожиданно рассмеялась и уселась на койку. А Джейни принялась набрасывать на нее ткани. Потом обе, закутавшись в ткани всех цветов радуги, принялись хохотать как сумасшедшие.
— Но ты еще не видела самого главного, — сказала Джейни, снимая с головы кусок розового тюля и черное нормандское кружево. Она почти благоговейно открыла сундук, стоявший у самой стены, и достала большую меховую муфту. — Знаешь, что это за мех? — Она положила муфту на колени Николь.
Николь зарылась лицом в роскошный мех. Такой густой, что в нем можно было утонуть.
— Соболь, — с благоговением произнесла она.
— Да, — подтвердила Джейни, — соболь.
Держа в руках муфту, Николь огляделась. Маленькая каюта утопала в разноцветье тканей, которые, казалось, дышали и жили своей жизнью. Николь хотелось зарыться в них, прижать их к себе. С тех пор как она покинула родительский замок, в ее жизни не было красоты.
Джейни достала из сундука «Журнал мод Хейдлдоффа».
— Выбирайте свое оружие, миссис Армстронг, — сказала она, — а я покажу, на что способны мои стальные инструменты — я имею в виду иголки и булавки.
— Ах, Джейни, право же, я не могу, — сказала Николь. Но ее слова звучали как-то неубедительно. Соболья муфта коснулась ее руки, и она подумала, что с удовольствием бы спала, не выпуская ее из рук.
— Не желаю слушать никаких возражений, — заявила Джейни. — А теперь уложи-ка все обратно и приступай к работе. В нашем распоряжении всего какой-то месяц.
Глава 3
Было начало августа 1794 года, когда надраенный небольшой пакетбот вошел в гавань Виргинии. Джейн и Николь, опираясь на поручень по правому борту, с замиранием сердца смотрели на причал, расположившийся на опушке густого леса, и чувствовали себя так, словно их только что освободили из тюрьмы. Всю последнюю неделю путешествия они говорили о свежей пище. Об овощах и фруктах, которые, наверное, успели созреть к этому времени, и о том, с каким наслаждением они будут их есть, разумеется, приправленные свежими сливками или маслом. Джейни мечтала о черной смородине, а Николь просто хотелось увидеть живую зелень, растущую на плодородной почве.
Целыми днями они занимались шитьем, и почти все отрезы роскошных тканей превратились в платья либо для Джейни, либо для Николь. Сейчас на Николь было муслиновое платье с вышитыми на нем крошечными фиалками, подол отделан несколькими рядами фиолетовой ленты. Платье было без рукавов, и она наслаждалась ощущением теплых лучей заходящего солнца на обнаженных руках.